Статья: Языковая и концептуальная организация кубанских заговоров

Статья: Языковая и концептуальная организация кубанских заговоров

Меркулова Анна Геннадьевна

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Краснодар 2006

Диссертация выполнена на кафедре современного русского языка Кубанского государственного университета

Общая характеристика работы

Русский народ создал огромную изустную литературу: пословицы, поговорки, песни, загадки, частушки. К многочисленным и разнообразным жанрам народного творчества относятся и заговоры, исследованию которых посвящена данная диссертационная работа.

Фольклор Кубани, безусловно, представляет собой оригинальное и сложное явление. Специфика кубанских заговоров обусловлена поздним заселением края (конец ХVIII в.), особенностями языка первых переселенцев: черноморских – бывших запорожских казаков, носителей украинского языка, и линейных – донских казаков, говоривших на русском языке.

Народное творчество Кубани представляет большой научный интерес, но, несомненно, еще много проблем остается вне поля рассмотрения ученых. Исследователи, в основном, обращают внимание на специфические особенности фольклорных жанров и занимаются составлением сборников текстов. В большей степени фольклористы изучают песенные (И.Н. Бойко, И.Ф. Варавва, В.Г. Захарченко и др.), а также малые нелирические жанры фольклора (Л.Б. Мартыненко, П.И. Ткаченко, И.В. Уварова и др.). Что касается изучения заговоров, то на Кубани вышел только один сборник «Заговоры (записаны на Кубани)», составителями которого являются Л.Б. Мартыненко и И.В. Уварова, а сами тексты, их языковые и концептуальные особенности учеными еще не были рассмотрены.

Исследование текстов заговоров с лингвистической точки зрения в настоящее время является актуальной проблемой, так как изучение лингво-концептуальных особенностей любого фольклорного текста позволит выйти на решение проблемы концептуальной организации и языковой структуры текста, то есть внести вклад в решение недостаточно раскрытых в современной лингвистике вопросов.

В качестве объекта изучения выступает лингво-концептуальная организация кубанских заговоров.

Предметом рассмотрения являются диалектные особенности кубанских заговоров, композиционные элементы изучаемых текстов, их базовые концепты, при помощи которых раскрываются языковая и национальная картины мира народа – творца этих текстов.

Материалом исследования послужили тексты из сборника кубанских заговоров, записанных на Кубани, составленного доцентами КубГУ Л.Б. Мартыненко и И.В. Уваровой в 1999 году, а также тексты заговоров, записанных студентами-филологами во время фольклорных практик, которые находятся в архиве кафедры русской литературы КубГУ, и старинные тексты, взятые из «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа» (Вып. 16. Тифлис, 1893 г.), хранящегося в Краснодарской Пушкинской библиотеке. Весь исследуемый материал составил 634 заговорных текста. Для сопоставления с исследуемыми текстами привлекались заговоры, записанные на различных территориях России и Украины (Аникин 1998, Ефименко 1874, Майков 1997, Савушкина 1993, Сахаров 1990), что позволило выделить общие черты, присущие всем заговорным текстам, а также специфические характеристики структуры и языка кубанских заговоров.

Цели работы:

1) выявление и описание диалектных особенностей кубанских заговоров;

2) рассмотрение композиционного построения данных текстов;

3) моделирование общей картины мира заговоров Кубани.

Поставленные цели конкретизированы в следующих задачах:

1. Выявить специфические особенности фольклорного текста как разновидности художественного текста.

2. Рассмотреть характеристики заговорных текстов и историю изучения данного фольклорного жанра.

3. Выделить диалектные особенности заговорных текстов Кубани.

4. Показать специфику композиционного построения кубанских заговоров и их структурных элементов в сравнении с заговорами, записанными на различных территориях России и Украины.

5. Разработать тематическую классификацию кубанских заговоров.

6. Установить особенности структурной организации концептуального пространства кубанских заговоров и реализации в нем языковой личности как центра общей картины мира.

Методологической базой исследования стали достижения в области лингвистического исследования русских и украинских фольклорных текстов, а также работы последних лет, посвященные изучению языка фольклорных произведений и композиционному построению художественного текста (Л.Ю. Буянова, Л.А. Исаева, А.Г. Лыков, Г.П. Немец, З.Я. Тураева и др.), территориальных (диалектных) особенностей заговоров Кубани (О.Г. Борисова, Л.Б. Мартыненко, М.В. Семенцов, И.В. Уварова и др.) и концептуальной организации произведений различных жанров (В.И. Карасик, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов и др.).

Научная новизна работы заключается в том, что впервые произведен лингво-концептологический анализ кубанских заговоров, выявлены их диалектные признаки, особенности композиционного построения данных текстов и составляющих их структурных элементов, представлено концептуальное пространство общей картины мира кубанских заговоров и показана реализация в ней языковой личности.

Теоретическая значимость исследования состоит в разработке тематической классификации, а также моделировании концептуального пространства кубанских заговоров и выделении диалектных групп исследуемых текстов.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в университетских курсах «Лингвистический анализ художественного текста», «Фольклористика», в преподавании русского языка как иностранного, а также могут служить в качестве методической основы при анализе художественных и фольклорных текстов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Заговоры – это традиционная, ритмически организованная словесная формула, которая служит магическим средством достижения практических целей. Кубанские заговорные тексты подразделяются на две большие группы – 1) заговоры, произносимые на литературном языке, и 2) заговоры, произносимые на кубанском диалекте, первая из которых в количественном отношении значительно превосходит вторую, что можно объяснить территориальным бытованием кубанских заговоров и значительным преобладанием населения, говорящего на русском языке.

2. Тематическая классификация кубанских заговоров предполагает их деление на «белые» и «черные» тексты. «Белые» – это заговоры, которые произносятся знахарями и направлены на исцеление и помощь человеку, в их структуре содержится молитвенное вступление и обращение к святым. «Черные» – это заговоры, которые произносятся колдунами и направлены на причинение вреда людям, в их структуре отсутствует молитвенное вступление и божественное начало. Среди «белых» выделяются 7 групп: лечебные, социальные, хозяйственные, любовные «присушки», свадебные, семейные «присушки» и детские заговоры. «Черные» заговоры подразделяются на две группы – любовные «отсушки» и семейные «отсушки». В количественном отношении «белые» заговоры преобладают над «черными», что свидетельствует о том, что заговорная деятельность направлена, как правило, на помощь человеку.

3. Кубанские заговорные тексты, как и заговоры других регионов, имеют типизированное структурное построение: зачин, эпическую часть и закрепку. Зачин и закрепка, в отличие от эпической части, являются факультативными структурными элементами. «Белые» заговоры могут включать в себя молитвенное вступление. Специфика кубанских заговоров заключается в особенностях представления образов алатырь-камня, красной девицы, мертвого тела, неких «братьев», камня, железного тына, каменной стены и огненной реки, мотивов смывания, сечения, сметания, высылания и ссылания болезни.

4. В исследованных кубанских заговорах создается особый мир, предельно заполненный и детализированный. Концептуальное пространство включает следующие элементы: 1) выход героя из своего пространства, 2) попадание объекта в ирреальный мир, 3) обстоятельства встречи с объектом, 4) выражение субъектом просьбы или приказа, 5) закрепление просьбы или требования. Такая упорядоченная полнота представлена в заговорах синтетически, она включена в единую и законченную картину, все составляющие которой органически объединяются в целое, в заговорный универсум. В основе сюжета анализируемых заговоров лежит путь героя к центру мира, при достижении которого цель данного заговора будет выполнена.

5. Главным составляющим концептуального пространства является языковая личность, представленная образами заговаривающего, заговариваемого, мифологического героя-помощника и мифологического антигероя: каждый из них может являться «центром мира» концептуального пространства кубанских заговоров.

При анализе объекта исследования и для решения поставленных задач были применены следующие методы:

1. Метод наблюдения – целенаправленное исследование текстов кубанских заговоров.

2. Статистический метод, который заключается в установлении квантитативных соответствий между разновидностями изучаемых текстов.

3. Компонентный анализ, состоящий в разложении включенных в тексты лексических единиц на семантические группы и на минимальные составляющие их подгруппы.

4. Сопоставительный метод, используемый при сравнении языковых и структурных единиц кубанских заговоров и заговоров, записанных на других территориях России и Украины.

5. Контекстуальный анализ, позволяющий с помощью макроконтекста установить индивидуальные значения текстовых единиц.

6. Метод моделирования, используемый для реконструкции общей картины мира кубанских заговоров.

Основное содержание работы было апробировано на научных и научно-практических конференциях различного уровня, в том числе на международной научно-практической конференции «Текст в системе высшего профессионального образования» (Таганрог, 15 – 17 сентября, 2003 г.); на международной научной конференции «Язык. Дискурс. Текст» (Ростов-на-Дону, 11 – 12 марта 2004 г.); на международном конгрессе исследователей русского языка (Москва, 18 – 21 марта, 2004 г.); на международной научной конференции «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» (Тольятти, 21 – 24 апреля, 2004 г.); на всероссийской научной конференции «Проблемы региональной ономастики» (Майкоп, 2004); на межвузовской конференции «Речь. Речевая деятельность. Текст» (Таганрог, 2004 г.); на всероссийской научной конференции студентов, аспирантов, молодых ученых «Материалы Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов, молодых ученых» (Нальчик, 2005 г.); а также на ежегодных научных семинарах в рамках Недели науки КубГУ (2002 – 2006 г.г.). Основные положения и выводы отражены в 12 публикациях.

Структура работы определяется спецификой исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего в себя сто восемьдесят восемь наименований, и трех приложений.

Содержание работы

Во введении представлена общая проблематика диссертации, ее актуальность и новизна, теоретическая и практическая значимость, определены цели и задачи, объект и предмет исследования, указана методологическая база, материал и методы, используемые в работе, а также главные ее положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические основы исследования языка заговоров» решаются вопросы, связанные с особенностями языка фольклора как предмета лингвистического изучения, выявляются специфические признаки фольклорного текста, рассматривается история, основные аспекты и направления изучения заговорных текстов.

Установлено, что язык русского фольклора является частью национального языка и обладает наддиалектным характером функционирования. Его изучение необходимо при исследовании фольклорных текстов, так как через язык русского фольклора идет постижение языковых характеристик и особенностей фольклорных жанров, а также национально-культурной специфики языковой картины мира.

Фольклорный текст (ФТ) представляет собой разновидность художественного текста, так как ему присущи черты, свойственные данному виду текста: наличие синтаксического целого, текстовых категорий, авторских позиций, скрытых смыслов, а также ФТ имеет и свои характерные признаки: устойчивость, вариативность, формальный характер. Как показало наше исследование, заговоры являются особым видом ФТ и, следовательно, обладают всеми признаками, характерными для данного вида текстов.

Первые упоминания о заговорах восходят еще к летописям, но только в девятнадцатом веке были предприняты первые попытки исследования заговорных текстов (исторические изменения, структура построения, место заговоров в повседневной жизни), начались собирание и систематизация данных текстов. Книга И.П. Сахарова «Сказания русского народа» - первое не только в России, но и во всей Европе исследование заговоров, в котором поставлен вопрос о происхождении и значении данного жанра.

Если до второй половины двадцатого века заговоры исследовались, как правило, с точки зрения их происхождения (А.В. Ветухов, Н.Ф. Познанский и др.), то уже во второй половине двадцатого века изучение данного жанра идет вперед: заговоры рассматриваются как традиционная, ритмически организованная словесная формула, которая является магическим средством достижения практических целей при произнесении данных текстов (В.П. Аникин, В.И. Власова, В.П. Петров и др.), то есть складывается лингво-прагматическая парадигма исследования заговоров.

Выделяются два направления изучения заговоров: структурно-типологическое – данные тексты исследуются в связи с изучением мифа и реконструкцией индоевропейских текстов (В.А. Московкина, В.Н. Топоров, С.Г. Шиндин и др.); этнолингвистическое – описываются фольклорные и обрядовые традиции через их словесное воплощение (П.Г. Богатырев, В.И. Харитонова и др.).

В настоящее время интерес к заговорам не уменьшается. В науке накопилось много нерешенных вопросов, связанных с лингвистическим исследованием данных текстов. Возрастает интерес и к собиранию заговоров: по всем регионам России выходит в свет большое количество сборников (П.С. Ефименко, Л.Б. Мартыненко и И.В. Уваровой, Г.И. Попова, Н.И. Савушкиной и др.).

Во второй главе «Языковая специфика и особенности структуры кубанских заговоров» определяются диалектные особенности кубанских заговоров, разрабатывается тематическая классификация текстов, исследуется композиционное построение кубанских заговоров, их основные образы и мотивы в сопоставлении с русскими и украинскими текстами. Выявляются общие для заговоров разных территорий черты и характерные особенности построения заговоров, бытующих на Кубани.

Слияние двух культур, русской и украинской, особым образом выразившееся в кубанском диалекте, нашло свое отражение в заговорном творчестве Кубани. Кубанский же диалект оказал влияние на языковые традиции русских и украинских заговорных текстов, собранных и записанных в станицах Краснодарского края.

Все исследуемые нами кубанские заговоры (634 текста) были разделены на две группы: 1) заговоры, произносимые на литературном языке (86 %), среди них: а) заговоры без диалектных элементов (78 %), б) заговоры с единичными диалектными элементами (8 %); 2) заговоры, произносимые на кубанском диалекте (14 %), среди них: а) заговоры, в которых просматривается южнорусская основа (1 %), б) заговоры, в которых просматривается украинская основа (13 %). Полученные результаты показаны в таблице № 1:

Таблица 1

Диалектная специфика кубанских заговоров

Как показало наше исследование, кубанские заговоры, произносимые на литературном языке, значительно преобладают над заговорами, произносимыми на кубанском диалекте, что, видимо, вызвано территориальным бытованием данных текстов и значительным преобладанием населения, говорящего на русском языке.

В результате проделанной работы нами были выявлены специфические черты диалектных групп кубанских заговоров. Так, для заговоров, в которых просматривается южнорусская основа, характерна лексика южнорусского диалекта, например: «очерет» – камыш, тростник (Даль 1989, Т. 2, 776): «...Сирые глаза, голубые глаза, черные глаза…, вас 77, вас ссылаю и посылаю в очерета…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 34, 12 – 13), а также прослеживаются и специфические морфолого-грамматические черты. Так, в прилагательных с ударением на основе после твердой согласной употребляется флексия –ай: «маладай»: «Заря-зарниса, маладай дивчина, ходыла бабуся рання в буденный, Бога повивала, Хрыста на руки принымала…» (Архив, № 30); наблюдается использование глагола «знать» с вопросительным местоимением «хто», в результате чего глагол приобретает своеобразное модальное значение, то есть форму «зна»: «Хто зна, з кого эта сала зняла, хто зна, кому свою худобу подарыла. Аминь» (Архив, № 77).

В группе заговоров, в которых просматривается украинская основа кубанских диалектов, как показало наше исследование, ярко представлен лексический состав украинского языка, например: «у нэдилю» (недиля) – воскресенье (Ильин 1977, 420); «прать» – стирать, мыть (Ильин 1977, 622); «зорить» – пахать, вспахивать (Ильин 1977, 280); «гоить» – лечить, заживлять, врачевать (Ильин 1977, 131): «Лышай, лышай, псы тоби браты, сучка тоби маты, у нэдилю нэ прають, нэ зорють – лышай гоють (Мартыненко, Уварова 1999, № 137, 29). Морфолого-грамматические характеристики также реализованы в данной группе; например, регулярны украинские формы звательного падежа: «месяцу», «ячменцу» и др.: «Ячменцу, ячменцу, на тоби куксу…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 220, 44); сохранен глагольный суффикс -ува, свойственный нормам украинского языка: «Стал Иисус Христос на кровяной реке почуваты и на рожденной, крещеной кровь замовляты» (Мартыненко, Уварова 1999, № 130, 28); употребляются окончания -ови, -еви у существительных мужского рода в дательном падеже единственном числе: «дидови», «сынови»: «Выйди, сглаз, мужицкий, девацкий, паруботский, дидови, сынови…» (Архив, № 97).

Как показало наше исследование, группа заговоров, произносимых на литературном языке, содержит в себе различные лексические пласты, то есть как «высокую», так и «сниженную» лексику, что говорит о том, что в области языкового употребления наблюдается известная пестрота: «златые ножки» (Мартыненко, Уварова 1999, № 72, 18), «не отмыкаются уста» (Мартыненко, Уварова 1999, № 31, 50) – и просторечия, например: «ихний» (Мартыненко, Уварова 1999, № 189, 39), «немочи» (Мартыненко, Уварова 1999, № 225, 45).

Представляется, что диалектное произношение кубанских заговоров находится в прямой зависимости от индивидуальных фонетических особенностей речи знахаря. Приведем некоторые примеры речевых особенностей заклинателей. Так, например, наблюдается добавление звука [в] в начале слова перед гласными у имен существительных или прилагательных: «вострый», вместо «острый»: «…Берегите мои слова острее вострого ножа, острее булатного копья…» (Архив, № 144); происходит замена звука [ц] на [с]: «Злой, лихой человек, поворотись к нему на корень, положи между языком и щекой железну спису…» (Архив, № 144); произносится гласный [и] на месте древнего [ъ]: «свит»: «Молодык, молодык, ты на том свити був?» (Мартыненко, Уварова 1999, № 78, 19).

Среди кубанских заговоров выделяются «белые» (произносятся знахарями, в их структуре содержатся молитвенное вступление и обращение к святым) и «черные» (произносятся колдунами, в их структуре отсутствует молитвенное вступление и божественное начало) тексты. Как показало произведенное тематическое деление, значительно преобладает первая группа, в которую вошли «белые» заговоры (627 текстов), над второй, включающей «черные» тексты (7 заговоров). Такая количественная разница свидетельствует о том, что гораздо активнее функционируют заговоры, направленные на достижение положительных результатов. Полученные результаты представлены в таблице № 2:

Таблица 2

Структурно-композиционные особенности кубанских заговоров

Установлено, что для большинства кубанских заговоров характерна трехчастная композиция: зачин, эпическая часть и закрепка. Многие исследуемые тексты (около 19 %) в своей структуре содержат и молитвенное вступление (расположено перед зачином). Наиболее обширной и образной является эпическая часть заговоров, в которой сосредоточены основные мотивы: смывания – «Водица-царица, красная девица, как ты обмывала каменья, коренья, круты бережки, серы камешки, так ты очисти тело раба Божия (имя). Аминь» (Мартыненко, Уварова 1999, № 159, 33), сечения – «В городе Вавилоне на горе стоит Владычица наша, наша Богородица – дева, держит в руках меч вострый. Сиче сечет востропаническую язву в белом теле…» (Архив, № 87), сметания – «У Синего моря стоит Пресвятая Богородица, держит в руках золотые метла, считает, сдувает морскую пену…» (Архив, № 98), высылания – «Выйди, сглаз, мужицкий, девацкий, поруботский, выстрибный, ветряный…» (Архив, № 98), ссылания – «Волос, сойди на колос…, на очерета и болота, где людской глаз не заходит и птица не залетает…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 41, 14), – и образы: алатырь-камня – «На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень Алатырь…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 152, 32), красной девицы – «На море-окияне сидит Заря-зарница, красная девица, держит иглу булатну, вдевает нитку шёлкову, зашивает раны кровавы…» (Архив, № 52), мертвого тела – «Мисяцю Владымыру, ты на том свете був? – Був. – А ты мертвых людей бачив? – Бачив. – А у них зубы не болять? – Ны болять и ны щимлять…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 88, 21), камня – «Ехал царь Давид на каменном коне, каменные удила, каменные стремена, привязал коня до каменного столба…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 20, 48), неких «братьев» в заговорах от зубной боли – «Месяц на небе, камыш в воде, дуб в земле. Когда эти 3 брата сойдутся вместе, тогда у раба Божия зубы заболят» (Архив, № 36), железного тына, каменной стены и огненной реки – «Господи, вокруг мово двора стоит каменна стена, огненна река, терновыми лесами обложена, печатью господней приложена…» (Архив, № 153).

Завершаются кубанские заговоры закрепкой, которая может быть краткой («Нить, урвись, кровь, уймись»), или развернутой («Мой заговор долог, мои слова крепки. Кто мое слово испровергнет, ино быть во всем наиново, по худу, по недобру, как вопреки сказано»), построенной на сравнении с каким-нибудь твердым предметом («Слово мое крепко, как камень»), или состоять из устойчивой формулы («Ключ и замок словам моим»).

Важно отметить, что композиционная организация кубанских заговоров схожа со структурой заговоров, записанных на других территориях России и Украины (так как все заговорные тексты обладают определенной устоявшейся композицией), но также имеет и свою специфику. Так, например, необычно раскрытие образа неких «братьев» в кубанских заговорах от зубной боли, где, в отличие от заговоров других регионов России и Украины, есть развитие сюжета – приглашение «пыть-гулять», «на землю хлеба-соли кушати». Например: «Молодык молодой, у тоби крест золотой. Зверь в поле, рыба в море, мертвец в гробу. Коли воны зайдуться пыть-гулять, тоды у рабы Божьей зубы заболять» (Архив, № 31). Также может произойти встреча этих братьев, что не свойственно для заговорных текстов других территорий: «На морi-окiане, на острове Буянi три брата сиклись, рубились…» (Горбанев, № 18). Далее в заговоре идут слова: «Сестра Олена пришла, кровь ни пiшла…». То есть эта встреча братьев ведет к трагическим событиям, остановить которые может лишь чудо. Для кубанских заговоров от врагов и воров характерны образы железного тына, каменной стены и огненной реки, а в заговорах, записанных на других территориях России и Украины, эти образы крайне редки и единичны.

Как видно из исследованного материала, в кубанских заговорах мотив каменности героя (всего 2 текста) получил меньшее распространение и развитие, чем в заговорах, записанных на других территориях России и Украины, где, наряду с «каменными» героями, появляются и «твердые» герои, что вообще не свойственно кубанским заговорным текстам.

Наше исследование показало, что для кубанских заговоров мотивы «высылания» и «ссылания» болезни наиболее частотны (встречаются в каждом шестом тексте), что не является тенденцией для заговоров, записанных на других территориях России и Украины. Несомненно, все перечисленные особенности делают заговоры Кубани красочными, выразительными, подчеркивают их специфику и индивидуальность.

В третьей главе «Картина мира кубанских заговоров и реализация в ней языковой личности» исследовано концептуализированное пространство кубанских заговоров, которое построено вокруг «пути» героя и главными субъектами которого являются личности заговаривающего, заговариваемого, мифологического героя-помощника и мифологического антигероя.

Под языковой картиной мира принято понимать ту совокупность знаний о действительности, которая накапливается и сохраняется в лексико-семантической системе языка и объективно отражает восприятие мира носителями данной культуры. Концептуальная картина мира, как правило, соотносится с мыслительными операциями, понятиями и идеями, она подчиняется логическим законам мирового устройства.

Фольклорная картина мира представляет собой сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире, взятых в их системном и операционном аспекте. В самом общем виде картину мира фольклорного текста можно определить как комплекс знаний о мире, об устройстве и функционировании макрокосма и микрокосма, ее можно считать в известной степени универсальной для человеческого менталитета в целом. Через картину мира фольклорных текстов отражается культура; народный мир традиционного фольклора замкнут, количество происходящих ситуаций ограничено и исчислимо.

Человек в фольклорном мире, как правило, лишен индивидуальности, является неотъемлемой частью фольклорного социума. Языковая личность в этом мире действует, выражает свои чувства, делая их овеществленными и видимыми. «Автор» фольклорного произведения – коллектив, он находится на границе создаваемого им мира как активный творец.

В концептуализированном пространстве исследованных кубанских заговоров нами выделено 5 составляющих: 1) выход героя из своего пространства, 2) попадание объекта в ирреальный мир, 3) обстоятельства встречи с объектом, 4) выражение субъектом просьбы или приказа, 5) закрепление просьбы или требования. Мы предлагаем свое видение реализации строения концептуального пространства заговоров Кубани, которое раскрывает путь героя от начала до конца, прохождение которого ведет к получению желаемого.

Кубанские заговоры начинаются с описания пути героя, который направлен на достижение цели – выйти из своего, «родного» мира, чтобы переместиться в иное, чужое пространство, в котором обитает «высшая» сила, способная выполнить просьбу. Данные тексты начинаются с зачина, в котором дается подробное описание выхода героя, например: «Встану я, раба Божия (имя), благословлясь, и пойду, перекрестясь, на утренней заре из дверей в двери, из ворот в ворота…» (Архив, № 218) («белые» заговоры) или: «Встану, не благославясь, пойду не перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 2, 57) («черные» заговоры).

Далее субъект направляется в «потусторонний мир», туда, где обитает объект, к которому направлены его действия, например: «… и пойду под восточную сторону к океан-море; на океан-море стоит церковь, на той церкви стоит престол…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 119, 27) («белые» заговоры). «Пойду я в чистое поле, есть в чистом поле белый кречет. Попрошу я белого кречета, слетал бы он в чистое поле, в синее море, в крутые горы, в темные леса, в зыбучие болота…» (Мартыненко, Уварова 1999, № 9, 59) («черные» заговоры).

Если в кубанских заговорах речь идет о встрече субъекта с мифологическим персонажем-помощником, то заклинатель обращается к нему за помощью с целью избавления от недугов. Если же происходит его встреча с мифологическим антигероем, то заклинатель пытается запугать, устрашить данного антигероя, чтобы тот «убрался восвояси».

При помощи заговора человек оказывает воздействие на окружающий мир или выше него стоящую силу. Так, в «белых» кубанских заговорах субъектом выражается просьба, обращенная к высшим «добрым» силам, а «черные» заговоры содержат приказ, направленный в сторону мифологического антигероя.

Закрепление желаемого является последним, завершающим весь сакральный путь действием субъекта, после которого заклинатель достигает так называемого «центра мира». Как правило, заговоры закрепляются зааминиванием, или чтением молитвы («белые» заговоры), или же при помощи устойчивых формул.

Данный путь героя представлен на рис. 1

Рис. 1 Путь героя к центру мира

Важно отметить, что, как показывает исследованный материал, выделенные фрагменты картины мира неодинаково актуальны для носителей языка, о чем свидетельствует разная частотность фиксирования заговоров определенных тематических групп. По произведенным нами подсчетам наиболее актуальны лечебные заговоры (53 %), затем по значимости следуют обстоятельства, связанные с социальными неурядицами (20 %), на третьем месте – заговоры, направленные на достижение хозяйственного благополучия (10 %), далее – любовные заговоры (8 %), затем – детские (5 %) и семейные (3 %), замыкают данную «цепь» свадебные заговоры (составили лишь 1 %). Приведенные выше статистические данные позволяют увидеть, какие обстоятельства являются наиболее актуальными и значимыми для субъекта (как заклинателя, так и заговариваемого).

Языковая личность (во всех формах существования) в кубанском заговорном творчестве представляет собой некое ядро, вокруг которого развертываются действия. В диссертационной работе мы выделяем следующие типы субъектов, организующих концептуализированное пространство кубанских заговоров.

1. Заговаривающий, который оказывает воздействие на окружающий мир своим обрядовым словом. Выделяются два типа заклинателей – «колдуны» (владеют черной магией) и «знахари» («добрые» заклинатели, действия которых направлены на исцеление людей).

2. Заговариваемый, который представляет собой некий объект речи, на которого направлено магическое слово заклинателя. Мы выделяем два типа образов заговариваемых: 1) образы одушевленных объектов; 2) образы неодушевленных объектов.

3. Мифологический герой-помощник, к которому направляет свое магическое слово субъект (заклинатель). В кубанских заговорах встречаются следующие образы помощников: 1) образы христианских святых, 2) образы неодушевленных предметов, наделенных человеческими качествами.

4. Мифологический антигерой, против которого направлено действие заклинателя. В данной группе выделяются: 1) одушевленные персонажи – некие мифологические антигерои, 2) неодушевленные образы (например, различные виды болезней).

Языковая личность (во всех своих формах существования) как некое ядро может быть представлена следующим образом:

В заключении отражены результаты исследования языковых и концептуальных особенностей кубанских заговоров, указаны перспективы их изучения.

В приложениях приводятся классификационно обработанные тексты кубанских заговоров, взятые из архива кафедры русской литературы КубГУ, тексты, опубликованные в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа», а также в сборнике кубанских заговоров, записанных на Кубани, составленном доцентами КубГУ Л.Б. Мартыненко и И.В. Уваровой в 1999 году.

Перспективы изучения кубанских заговорных текстов напрямую связаны с общим анализом заговорного творчества, а также с исследованием самобытности и национального характера кубанского фольклора.

Основные положения диссертации отражены в следующих

работах:

1. Роль имен собственных в заговорах // Вестник студенческого научного общества. – Краснодар, 2002. – Вып. 4. – С. 88 – 93.

2. Об особенностях языковых средств заговора / А. Г. Мартыненко. – М., 2003. – Деп. в ИНИОН РАН от 5.05.03, № 57968.

3. Изучение структуры заговорных текстов в аспекте лингвистического анализа // Текст в системе высшего профессионального образования: материалы 1-й междунар. науч.-практической конф. – Таганрог, 15 – 17 сентября, 2003. – С. 66 – 68.

4. Концепт «болезнь» в русских заговорах // Язык. Дискурс. Текст: междунар. науч. конф., посвященная юбилею В. П. Малащенко. – Ростов н / Д: РГПУ, 11 – 12 марта 2004. – С. 125 – 129.

5. Структурные элементы, образы и основные мотивы общерусских и кубанских заговоров // Русский язык: исторические судьбы и современность: 11 Междунар. конгр. исслед. русского языка. – М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, филол. фак. 18 - 21 марта 2004 г. Труды и материалы. – С. 576 – 577.

6. Проблемы и перспективы лингвистического анализа основных образов заговорных текстов // Материалы междунар. науч. конф. Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики. – Тольятти, 21 – 24 апр., 2004. – С. 338 – 341.

7. Роль имен собственных в кубанских заговорах // Проблемы региональной ономастики: материалы 4-ой всерос. науч. конф. – Майкоп, 2004. – С. 159 – 161.

8. Об особенностях построения эпической части текста заговора // Речь. Речевая деятельность. Текст: межвуз. сб. науч. тр. – Таганрог: Из-во Таганрогского гос. пед. ин-та, 2004. – С. 256 – 259.

9. Заговорный текст: базовые характеристики и особенности структуры // Актуальнее проблемы современного языкознания и литературоведения: материалы 3-й межвуз. конф. молодых ученых. – Краснодар: КубГУ, 24 апр., 2005. – С. 83 – 87.

10. Языковые особенности кубанских заговоров в речи заклинателя // Материалы Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. Т. 1. – Нальчик: Каб-Балк. ун-т, 2005. – С. 37 – 40.

11. Языковые особенности кубанских заговоров // Актуальнее проблемы современного языкознания и литературоведения: материалы 4-й межвуз. конф. молодых ученых. – Краснодар: КубГУ, 29 апр., 2005. – С. 190 – 195.

12. Языковая личность как центр вселенной фольклорной картины мира кубанских заговоров // Культурная жизнь юга России. Региональный науч. жур. – 2006. – № 3. – С. 56 – 57.