Реферат: Зарождение русско-китайских отношений

Реферат: Зарождение русско-китайских отношений

Арзамасский государственный педагогический институт имени А.П. Гайдара

Кафедра Всемирной истории

Студента 3 курса исторического факультета В.В. Рожкова

Курсовая работа

Зарождение русско-китайских отношений

Научный руководитель

В.С. Саечников

Арзамас 2004

Содержание

Введение.

Глава I. Китая в конце XVI – начале XVII вв.

Глава II. Первые взаимоотношения русских с китайцами на рубеже XVI – XVII вв.

§1 Посольство Ивана Петлина.

§2 Договор России с Китаем.

Глава III. Другие путешественники XVII в. и их достижения.

§1 Федор Байков.

§2 Николай Спафария.

Заключение.

ВВЕДЕНИЕ

России имеет особое положение на континенте, с одной стороны, быстро развивающаяся Европа, с другой государства востока, отстающие в развитие от Европы. Здесь возникает, на мой взгляд, достаточно актуальный вопрос, что было бы более выгодно для России сближение с Востоком или Европой. Освоения Сибири в XVI в. дало не только новые территории, но и новых соседей. Среди этих соседних государств был Китай, страна, о которой на Руси знали только по рассказам  иностранцев-путишественников. Общая граница стала причиной первых прямых взаимоотношений и посольств.

Цель данной работы, на основе анализа данных рассмотреть весь процесс зарождения русско-китайских отношений. Имея цель работы необходимо исследовать некоторые задачи:

Ø        Охарактеризовать положение Китая в начале XVI – конце XVII вв. (сельское хозяйство и аграрные отношения, государственная организация, внутренняя и внешняя политика минской империи);

Ø        Охарактеризовать первые взаимоотношения русских с китайцами, посольство Ивана Петлина и договор России с Китаем;

Ø        А так же, путешествия других русских.

В этой работе были использованы документы «О развитии сельского хозяйства»[1], «Виды земельной собственности. Формы эксплуатации крестьян»[2], «Наёмный труд в деревне»[3], «Прядение и ткачество»[4]. А так же «первый договоры России с Китаем»[5], основной литературой является статья «Первые русские люди в Китае»[6],

Хронологические рамки источников используемых в работе, установлены в связи с тем, что в XV – XVII вв. в Китае появились определенные сдвиги в области экономики. Этот период наполнен бурными событиями классовой борьбы, отмечено новыми явлениями в области развития китайской культуры. Многие документы переведены впервые со старокитайского языка и взяты преимущественно из источников и произведений XVII в. Весьма разнообразны по своему характеру.

Каждый документ использованный при рассмотрении задачи, имеет подробное описание жизни китайских крестьян, знати и императорского двора, все отросли экономики, социальной сферы. Если говорить о достоверности источника то здесь мнение двойное: с одной стороны, работы писались сторонниками имеющейся власти, но так же есть работы и тех кого преследовала власть. Не смотря на преследования, в последнем утвержденном варианте Мин ши все же сохранилось не мало сведений, которые привели бы в ярость феодальных маньчжурских хозяев страны, если бы они тщательно прочитали тома минской истории.[7]

Отдельно нужно сказать о «Первом договоре России с Китаем» Именно Иваном Петлиным была привезена в Москву и Посольский приказ грамота от императора Ваньли. Из-за отсутствия переводчика с китайского содержание грамоты было неизвестно до 1675 г.. Однако в Тобольске Спафарию удалось найти переводчика, и перс веденные грамоты были отправлены в Посольский приказ. Содержание документа показывает отношение китайской минской империи к русскому государству.[8]

Статья Малявина «Первые русские люди в Китае» это подробный рассказ о первых русских послах в Китае, о их неудачах и достижениях, и вообще о зарождении отношений между Китаем и Россией. Рассказы тех трёх путешественников, т.е. Петлина, Спафария, Байкова, уникальны, тем что описание это принадлежит важнейшим явлениям древне – русской географической литературы и при чрезвычайной сжатости изложения отличаются богатством и точностью сведений, в частности у Байкова. При крайней недоступности Китая в XVII в. описание Байкова были для своего времени, чрезвычайно важным вкладом в географическую науку и скоро стало известным в Западной Европе[9]. Николай Гаврилович Спафарий, так же в «Описании Китая», которое составлено не только по книжным пособиям, но и оп личным наблюдениям.[10] Роспись, по словам самого Петлина была написана им во время поездки в Китай, предпринятой по поручению государя в 1620 г. по возвращению из путешествия он предоставил государю в Москве свое описание, вместе с «чертежом». Но по мнению Карамзина, Петлин составил свою «Роспись» по записям казаков Ивана Петрова и Бурнаша Ялычева, Бывших в Китае в 1567 г. сам же в Китае не бывал.[11]

Читая эту статью можно проследить процесс зарождения русско-китайских отношений, хотя во многом неудачный из-за несовместимости традиций или излишней гордости, причем обеих сторон. Изложен этот рассказ достаточно подробно, что позволило мне на него опираться в процессе работы для рассмотрения практически всех задач поставленных в данной работе.

В исследовании этой темы была использована и другая литература, это: История Китая с древнейших времен до наших дней[12], здесь данная тема затрагивается не очень подробно, но имеются общие данные;

Всемирная история[13] не дает подробного изложения темы, но эта литература дает общие сведения о исследуемых странах в XVI – XVII вв.;

История дипломатии[14] дает некоторую информацию о посольствах на востоке, по данной теме подробных сведений нет, но дает общее представление;

Энциклопедический словарь Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А.[15], это, по-моему, самый интересный словарь, в котором можно найти много полезного и интересного;

Н.М. Карамзина «История государства Российского»[16] здесь для данной работы имеются сведения, которые дают два мнения очень важные в исследовании темы.

История народов восточной и центральной Азии с древнейших времен и до наших дней[17], в этой литературе есть краткие сведения о Китае на данный период.

Анализ литературы свидетельствует, что поставленные задачи разрешаются, имея достаточно информации и соответственно, раскрывается поставленная цель работы, то есть тема «Зарождение русско-китайских отношений».

Глава I. Китай в конце XVI – начале XVII вв..

К XVI в. При Минской династии Китайская империя охватывала территорию современных внутренних провинций Китая и часть Манчжурии. Вассалами Китая являлись Корея, Вьетнам и Тибет. Страна была разделена на 15 крупных административных единиц. Управлялись они чиновниками, назначавшимися центральной властью.

В XVI – XVII вв. рост производительных сил в Китае нашел своё отражение в развитии ремесла, улучшении техники земледелия, дальнейшем развитии товарного производства и денежных отношений. В феодальной Минской империи зарождается и развивается мануфактура.

О роде занятий пишет Хучжоу фу чжи. «Крестьяне всех волостей (сянов) занимаются земледелием. В крайних восточных сянах разводят шелковичных червей, в западных уездах занимаются прядением и ткачеством, в южных – разводят тутовые деревья, в северных – готовят топливо и бамбук. В сянах, прилегающих к городской стене на севере, выращивают овощи и индиго, в Дицзяне, собирают корень лотоса, в Хдэдуаньтоу заготавливают камыш, в Цзинси сеют рами, в Линху разводят шелковичных червей и особенно искусно крутят шёлковые нити и делают ткань».[18]

Формы крестьянской зависимости были различными. Крепостного права формально не существовало, крестьянин юридически был лично свободным, однако эта свобода фактически была ограниченной. Существование системы круговой поруки, предусматривавшей строгий учет населения и контроль над ним путем создания десятидворок во главе со старостой (десятским), обязанность крестьянства выполнять тяжелые работы в пользу государства и феодалов – все это сильно ограничивало свободу личную крестьян. В еще большей зависимости находились издольщики, обрабатывающие землю феодалов на условиях феодальной аренды. Наконец, фактически приближались к положению крепостных те непосредственные производители, земли которых были переданы в так называемое покровительство крупным феодалам.

Минская земельная система в целом складывалась из двух категорий полей: государственных и частных. Мин ши, описывает земельную систему таким образом: «Первоначально государственные земли состояли из земель, входивших в государственный земельный фонд ещё во времена Сун и Юань. Затем к ним были присоединены земли, возвращенные в государственный фонд,…»[19]

Крупнейшими землевладельцами в XVI – XVII вв. являлись императоры минской династии. Ещё в XVI в. были созданы первые в минский период императорские поместья, число которых в дальнейшем не прерывно росло. К началу XVI в. только в столичном округе находилось 36 поместий с общей площадью больше чем 37 тыс. цин. В течении XVI – XVII вв. продолжается рост императорского землевладения за счет захвата частных земель, преимущественно земель крестьян… И хотелось бы привести такой пример: «Через месяц по вступлении на престол Уцзуна (1506) создали 7 императорских поместий, позже число их увеличилось и достигло более 300. Князья и императорские родственники требовали, просили и захватывали частные земли без счета.

В начале своего царствования Инцзун приказал цзиишчжуну Ся Яню и другим обследовать земли императорских поместий. Ся Янь убедительно докладывал, что императорские поместья стали бедствием для народа.

Со времени правления Чжэндэ (1506—1522) многие земли, подаренные (тоу), поднесенные вышестоящим (сянь) и захваченные (циньму), возвращали народу, но евнухи и императорские родственники тайно препятствовали этому.».

Крестьянское землевладение было мелким, парцельным. Еще в начале правления Минской династии, пришедшей к власти в результате народного восстания, крестьянство добилось некоторого перераспределения земли: «В связи с тем, что на великой равнине многие земли пришли в запустение, император приказал местным чиновникам сосчитать людей и раздать им землю. Земли, находящиеся при канале, император приказал учесть, передать местным тяглым и не разрешать отбирать у них эти земли.

Люди, получившие от казны быка и сельскохозяйственные орудия, платили за них налог. Целина и пустоши, обработанные сверх нормы, навечно освобождались от обложения».[20]

Крестьяне – собственники были, по-видимому, не многочисленны. В своем большинстве крестьяне оставались безземельными и являлись держателями государственных земель или земель феодалов. Самая многочисленная группа крестьян, составляли держатели или арендаторы частных земель, то есть земель находившихся в полной собственности феодала.

Все эти группы крестьянства не были отгорожены друг от друга непреодолимой стеной. В их положении происходили постоянные изменения: мелкие собственники превращались в держателей государственной земли или арендаторов частных полей в связи с непрерывным поглощением крестьянских земель феодалами. С другой стороны, и арендаторы частных земель могли превратиться в держателей государственной земли в случае конфискации земель мелких феодалов государством или захвата феодальной знатью, бюрократией.

До второй половины XVI в. Господствующей формой эксплуатации была рента продуктами: она взималась государственной властью в форме налога с крестьян, обрабатывавших государственные земли, а также с крестьян, обрабатывавших собственные мелкие участки. Феодалы, выступавшие в качестве частных собственников земли, взимали ренту с крестьян, пользовавшихся этой землёй. Этот вид ренты часто значительно превышал налоги, составляя, как правило, половину урожая.

В XVI – XVII вв. существовала и отрабатывалась рента. Она выражалась как в форме различного рода отработок на землях феодалов, так и главным образом в форме государственных повинностей, представлявших собою по существу государственную барщину.

Крестьяне, вынужденные отдавать большую часть собранного урожая феодалам, влачили жалкую, нищенскую жизнь. Им часто приходилось просить ссуды у ростовщиков, в качестве которых нередко выступали те же помещики. От ростовщической эксплуатации страдали не только крестьяне, но и городское население, в основном ремесленники.

В XVI ремесленное производство в Китае достигло высокого уровня. К этому времени в ряде отраслей производства существовали крупные государственные мастерские, основанные главным образом на крепостном труде, и частные предприятия, где применялся труд наёмных рабочих.

В Минской империи получили дальнейшее развитие такие отрасли производства, как выделка шёлковых и хлопчатобумажных тканей, фарфоровое производство, судостроение, производство бумаги, плавка металла, горнодобывающая промышленность (добыча золота, серебра, меди, железной руды), добыча соли, выделка стекла.

Широкий размах получило строительство городов, дворцов, храмов, мостов, каналов, арок. Масштабы строительства были значительны.

Значительное развитие получило кораблестроение в связи с борьбой против европейских колонизаторов (португальцев, испанцев и голландцев), а также ростом внутренней и внешней торговли и расширением речных и морских связей[21].

По своей организации и социальной сущности ремесленное и мануфактурное производство в XVI – XVII вв. разделялось на 4 вида: 1) сельское домашнее ремесло; оно обслуживало не только внутренний, но и внешний рынок; занимались им главным образом женщины; 2) городское мелкое ремесло; мелкие мастерские имели в своём составе, как правило, главу семьи – мастера, членов семьи и иногда небольшое число учеников; 3) казённые или государственные предприятия и 4) частная мануфактура.

Государственное производство охватывало главные отрасли хозяйства, в частности фарфоровое производство, соляной, горнорудный и литейный промыслы, добычу угля и др. Среди государственных предприятий были и крупные, типа мануфактур.

Государственное производство играло едва ли не главную роль, являясь преобладающим по своим масштабам и значению.

В государственных мастерских и мануфактурах работали в основном феодально-зависимые, по существу крепостные, обязанные по закону выполнять трудовые повинности, отрабатывать государственную барщину.

Кроме вышеупомянутых категорий барщинников, на государственных предприятиях использовались также осуждённые преступники и частично рабы.

Контроль над ремесленными рабочими осуществлялся и путём создания специальных административных организаций, имевших внешнее сходство со средневековыми цехами Европы. Но их главной целью была не защита интересов ремесленников, а надзор над ними со стороны представителей государственной власти[22].

Однако дальнейший рост товарно-денежных отношений и всё углублявшееся отделение ремесла от земледелия разлагали систему барщинного труда, порождали новые формы труда на государственных предприятиях ремесленного и мануфактурного типа и способствовали развитию частной мануфактуры[23].

Нуншу, о наемном труде в деревне пишет:

«Что касается батраков, то их надо содержать прилично. Жаркие дни длинны, и после полудня непременно наступает голод и усталость, а зимой холодно и натощак трудно выйти утром на работу; поэтому летом после полудня надо дать [батракам] закусить, а зимой накормить утром кашей. Если зимой или в дождливые дни стоит грязь и слякоть, то батракам непременно надо дать подогретое вино, покормить досыта, потом уж спросить с них работу, тогда у них не будет предлога отказаться от нее, а мне не будет стыдно потребовать с них.

Хотя женщинам-служанкам и не очень трудно работать, их тоже нужно немножко поощрять. Бывает, что они по целым месяцам не знают вкуса мяса, но никогда не таскают втихомолку.

По старым обычаям летом и осенью один день скоромный, а два постных, а ныне нужно чередовать через день; если работа очень тяжелая, то несколько дней подряд идут скоромные дни. По старым обычаям весной и зимой один день скоромный, а три дня постных, а теперь промежуток всего в два дня, а если работа тяжелая, то число скоромных дней увеличивают...

Отныне если кормить батраков соевым творогом, то не надо давать им денег на покупку творога, надо давать им больше жиров; заставлять работников усердней обрабатывать землю и сажать овощи, чтобы этим восполнить хозяйские расходы.

Чем отдавать всю выгоду хозяину винной лавки, не лучше ли отдавать ее батракам (чаннянь). Тогда не нужно будет покупать выжимки для корма свиньям и еще можно самому продавать вино. Так почему же не предоставить это батракам?

Плата одному батраку (чаннянь) 3 лянажа в год, на его пропитание уходит 5 даней 5 доу, по нормальным ценам это составит 6 лян и 5 цяней, дорожные расходы равны 1 ляпу, на земледельческие орудия расходуется 3 цяня, на покупку дров и водки еще один лян и 2 цяня, итого все расходы составят 12 лян.

По расчетам четыре му земли [обрабатываемой одним батраком] приносят доход в 4 ляна и 8 му рисового поля (обрабатываемые тем же батраком), дают в лучшем случае 8 даней риса, не считая налога (цзу) за эту землю. По нормальным ценам это составит примерно 10 лян серебра, кроме этого, есть расходы на поденщиков (дуаньгун), которые окучивают поля, но они покрываются доходами от рисовой соломы и чуньхуа.

Как говорят в народе, получается один к одному и никакой выгоды. Да еще при этом надо рано вставать, поздно ложиться, тратить много сил и энергии.

Если бы не эти заботы, то и хозяйства не было бы. В западных волостях (сянах) вся земля сдается в аренду (чуцзу) и там получают прибыль без всяких забот, но в нашей местности нет случаев сдачи земли в аренду; если имеешь землю, то должен обрабатывать ее, а раз обрабатываешь [сам], то вынужден приглашать батраков, волей-неволей сам должен круглый год усердно трудиться и все это против своей воли».[24]

Развитие частной мануфактуры в XVI – XVII вв. проходило в неблагоприятных условиях, встречая препятствия со стороны феодального государства. Так в китайских источниках часто встречаются указания на запрещения частным лицам заниматься добычей угля, железной руды и другими промыслами. Несмотря на эти запрещения, частное мануфактурное производство развивалось, знаменуя появление капиталистических элементов в феодальной экономике того времени.

Развитие ремесла и мануфактуры в минский период привело  к расширению старых и возникновению новых городов, ставших в XVI – XVII вв. центрами ремесленного производства и торговли. Крупнейшими городами, являвшимся одновременно и административно-политическими и экономическими центрами, были Нанкин и Пекин.

В этих городах, где были весьма развиты ремёсла и торговля, имелись особые районы, в которых кварталы, переулки, улицы и рынки носили специальные названия, связанные с определённой отраслью ремесла и торговли.

Китай в этот период представлял собой феодальное государство. Если сравнить с государством Российским того же периода, то здесь имеются сходства, но было и не мало отличительных черт. Крестьянство в Китае было юридически свободным, в отличие от русских крестьян. Основное занятие было земледелие, развивалась мануфактура, ремесло, торговля. Крестьянство было самым угнетенным сословием, но одновременно оно не было однородным и могло менять свое положение. Феодалы вели свою политику в отношении к крестьянам и их земли. В этом имеется сходство с русским государством. Китай был страной закрытой от иностранцев, так как правительство китайское предпочитало именно такую политику.

Глава II. Первые взаимоотношения русских с китайцами на рубеже XVI – XVII вв.

Так уж распорядилась история, что в то самое время, когда католические миссионеры протаптывали дорожку от южных берегов китайской империи к ее столице и деловито, с дальним прицелом обустраивались в тени императорского дворца, на северных рубежах Китая тоже появились «большеносые и большеглазые» пришельцы с Дальнего Запада, которые, подобно «франкам» из Южных морей, поклонялись Христу, но говорили на другом языке и держались других обычаев. Это были русские люди — первопроходцы сибирских земель.

На рубеже XVI—XVII вв. Россия переживала смутное время. Но несмотря на внутреннюю смуту, а, может быть, как раз благодаря ей, то было время стремительного продвижения русских и русского государства на восток. Купцы и «охочие люди», землепашцы и священники, искатели блаженной страны Беловодья и просто любители попытать счастье шли и шли в Сибирь, словно завороженные раскрывшимися перед ними невиданными просторами, от которых и в самом деле захватывало дух. Это была славная страница российской истории. И славными людьми вписана она в народную память. Ведь русский характер, русская душа всего полнее раскрываются, когда русский человек не держится за то, чем обладает, вверяет себя новому и неизведанному, живет вольным странником, вечно ускользая от тяжелой десницы государства, от соблазнов цивилизации; когда он стоит на самом краю обжитого мира, на каком-то порубежье земли и духа и весь открыт другим народам и культурам. Так было среди казаков на юге, и поморов на севере. Так было и среди первопроходцев на востоке.

Один за другим по всей Сибири поднимались русские остроги и городки, деревни и зимовья. Еще в конце XVI в. русские люди освоили междуречье Оби и Енисея, где в 1601 г. был создан Ман-газейский уезд. В течение первой четверти следующего столетия завершилось покорение земель за Енисеем, возникли Енисейский, Красноярский, Томский, Тобольский остроги. Вскоре русские вышли к Лене и Ангаре, заложив Илимский и Братский остроги. Тогда же они достигли Байкала и стали частыми гостями в Забайкалье.

К тому времени русские люди уже давно прослышали о китайском царстве и пытались разведать пути, ведущие в него. Еще в 1608 г. по указу царя Василия Шуйского отряд томских казаков отправился во владения монголов на поиски «Алтын-царя му-гальского», а заодно китайского государства. Встретив отпор недружественных ойратских племен, казаки повернули обратно. Тем не менее, в своей отписке царю, датированной мартом 1609 г., томский воевода Волынский сообщал некоторые сведения о Китае. Сведения эти, добытые кружным путем от монголов, на удивление совпадают с уже известными нам стереотипами восприятия отдаленных и малоизвестных стран: в далекой стране живет народ с близкими нам обычаями. «А до Китайсково де государства от Алтына-царя три месяца ходу, — доносил Волынский. — А живет де китайской государь, и у него, де, государь, город каменной, а дворы де в городе с русково обычья, палаты на дворах каменные, и людьми де сильнея Алтына-хана и богатством полные, а на дворе де у китайского государя полаты каменные. А в городе де стоят храмы у нево, и звон де великой у тех храмов, а крестов на храмах нет, тово де у них не ведают, какая вера, а живут с рускова обычья. И приходят де из многих земель с торгов к нему, а платье де оне носят все золотное, а привозят де к нему всякие узорочья из многих земель...»[25]

§1 Посольство Ивана Петлина.

В последующие годы царские наместники в Сибири не оставляли попыток отыскать дорогу в Китай. И вот в мае 1618 г. из Томска выехал отряд казаков во главе с Иваном Петлиным, имевшим от томского воеводы предписание добраться до китайских земель и установить связи с тамошним правителем. На этот раз томским казакам повезло больше: за три с половиной месяца они благополучно добрались до китайской столицы и были приняты китайскими чиновниками. В своей «Росписи» о посольстве в Китай, составленной по возвращении в Томск, Петлин подробно описывает путь в китайские земли. Первым из русских он упоминает о Великой Китайской стене, которая, как легко догадаться, поразила воображение русского казака. «Стена ведена кирпишная, — пишет Петлин, — и мы сочли по рубежной стене башен со 100, а всего башням, сказывают, числа нет. И мы у китайских людей расспрашивали: для чево та стена ведена, а башни на стене стоят часто? И китайские люди нам сказали: та де стена ведена потому, что де 2 земли — земля де Китайская, а другая де земля Мугаль-ская, ино де промежу земель рубеж; а башни де потому часто стоят на стене, — как де придут какие воинские люди под рубеж, и мы де на тех башнях зажигаем огни, чтобы де люди наши сходились по местам. А за рубежом земля и городы китайские. А сквозь ту стену рубежа пятеры ворота, ниски и уски, на коне наклоняся проедешь. А окроме тех ворот у рубежа на стене в Китайское государство ворот нет; изо всех государств ездят в те одны ворота...»[26]

Иван Петлин и его товарищи проехали по большому тракту от Великой стены до столицы, изумляясь, как все европейские гости, богатству и многолюдью китайских городов, а также их мощным оборонительным сооружениям. О первом же встретившемся им городе Сюаньфу, служившем в те времена еще и летней резиденцией минских государей, Петлин сообщает:

«Город каменной, высок и велик: кругом, сказывают, езду день. А башен на нем 12, а на башнях по окнам пушки и по воро-тям, и мелково оружия по воротам много. А ворота широки и высоки, а затворы у ворот железные, часто гвоздием убито, и пушки в воротях стоят, и ядер пушешных каменных много...»[27]

Но вот и столичный город, где стоит, сверкая на солнце золочеными крышами, дворец повелителя империи, которого Петлин называет Тайбуном (по-видимому, искаженное китайское «Давай», что значит «великий правитель»). Императорский же дворец Петлин именует «магнитовым городом», поскольку стены дворца были сложены из «камня магнита» (т.е. магнетита). Вот что рассказывает наш казак о столице Срединной империи — «Великом Китае»:

«Город велик добре, каменный, бел, что снег, а стоит город на четыре углы, а кругом езду четыре дни. А по углам стоят великие и высокие башни, белы, что снег, а посередь стен стоят башни же, велики, и высоки и белы, что снег, с подзоры, с красными и лазоревыми и желтыми. А на башнях по окнам стоят пушки и по воротам пушки и ядра, и караулы по воротям человек по двадцати... А город Магнитовой, где царь Тайбун живет, украшен де всякими узорочьи и мудроствами, а двор царский стоит середи города Магнитового, а у палат верхи вызолочены...»[28]

Каким дивным городом, должно быть, показался русскому послу императорский Пекин с его огромными, немыслимыми на Руси размерами, грозными стенами и башнями да всякими «узорочьи и мудроствами» прекрасных дворцов! Подобно всем европейцам, изумлен был Петлин и обилием товаров в этом величайшем из городов Китая.

В Пекине удача изменила Петлину и его спутникам. По традиции, китайские власти рассматривали приезд в имперскую столицу чужеземцев как изъявление покорности владыке Срединного царства и требовали от них совершения разных унизительных обрядов. В частности, придворный церемониал китайского правителя предписывал иностранным послам простереться ниц перед императорским троном и несколько раз стукнуться лбом о землю. К столь крайней форме изъявления верноподданнических чувств европейские и в том числе русские посланники были, как правило, не готовы. Но главное, Иван Петлин был послан в Китай томским воеводой и не привез с собой ни царской грамоты, ни подарков от царского имени. Узнав о том, что люди из Русского государства прибыли ко двору минского императора без верительных грамот и подарков от их государя, чиновники императорского двора, ведавшие приемом иностранных посольств, не пожелали даже разговаривать с вновь прибывшими «западными варварами».

«А мы у царя Тайбуна не были и царя не видали потому, что итти к царю не с чем, — простодушно рассказывает Петлин. — И мне посольский дьяк сказал: у нас де чин такой держит — без поминков де перед царя нашего Тайбуна не ходят. Хоти бы де с вами, с первыми послами, ваш царь Белой послал нашему царю Тайбуну невеликие дары, и вас бы де, послов, с поминками наш царь пустил к себе и послал бы к нему свои дары...»[29]

В Пекине Иван Петлин и его люди пробыли только четыре дня, а потом их отправили восвояси, снабдив грамотой от императора, разрешавшей русским людям впредь приходить в Китай с посольством и для торговли.

Вот так скоротечно и все же дружелюбно завершилось первое русское посольство в Китай. По возвращении в Томск Петлин отправил свою «посольскую сказку» и грамоту китайского императора в Москву, но его донесения не имели сколько-нибудь серьезных последствий. Правительство Михаила Романова не сочло нужным спешить с установлением официальных дипломатических контактов с китайским двором. Ну а минское правительство, верное своей изоляционистской политике, тем более не выказывало желания направить посольство в русские земли. Правители Китая по-прежнему не изменяли своему древнему убеждению: в их процветающем государстве всякие товары имеются в изобилии, а их благоразумные подданные ни в каких новшествах не нуждаются.

§2 Договор России с Китаем.

В 1618 г. русское посольство, руководимое Иваном Петлиным, через Кузнецкий Алатау, Западные Саяны, Туву и Монголию достигло Пекина. Иван Петлин оставил краткое, но интересное описание своего путешествия. Очевидно, именно Иваном Петлиным была привезена в Москву в Посольский приказ грамота от императора Ваньли.

Из-за отсутствия переводчика с китайского содержание грамоты было неизвестно до 1675 г.

В 1675 г. при отъезде из Москвы в Китай посольства Николая Спафария ему была вручена грамота, привезенная Петлиным вместе с другой непереведенной грамотой из Китая, датированной 1649 г., для перевода их в Китае на латинский язык.

Однако в Тобольске Спафарию удалось найти переводчика, и переведенные грамоты были отправлены в Посольский приказ.

Первая часть документа предоставляет нам сведения о том, что китайский царь приветствует торговые отношения между Китаем и Россией, а так же говорится о передаче грамот и подарков от одного царя другому.

«Валли[30], китайский царь: из Руси приехали два человека, И Валли, китайский царь, говорил им, русским людям: с торгом приходите, и торгуйте; и выходите и опять приходите. На сем свете ты великий государь, и я царь не мал, чтоб между нами дорога чиста была, сверху и снизу ездите и что доброе самое привезете, и я против того камками добрыми пожалую вас.

И ныне вы назад поедете, и коли, опять сюда приедете, я как от великого государя люди будут, и мне бы от него, великого государя, лист привезли, и против того листа и я буду лист посылать. И как листы от вас будут, и я с великою честию велю принять и людей взять…»[31].

Есть интересный момент, где китайский император извещает русского царя о том, что сам же он, т.е. китайский император, не может послать послов своих, купцов, и лично посетить Русское государство.

«А мне к вам, великому государю, своих послов послать нельзя, что путь дальной, и языка не знают; и от меня ныне к Вам великому челобитье, и бью челом тебе великому государю. Только бы к тебе, великому государю, моим послам путь был, и я бы к вам присылал своих послов. И я по своей вере царь, ни сам из государств не выезжаю и послов своих и торговых людей не выпущаю»[32].

Документ делится на две части, в первой китайского правителя представляет Валли, а вторую часть его сын Джу-ханди. Тут Джу-ханди, как и его отец, относится с большим почтением к русскому царю и просит приходить торговать, обещая относиться к гостям с большим уважением.

«Китайского Валли-хана сын Джу-ханди[33]. При моем отце от великого государя торговые люди приходили торговать, а ныне от великого государя торговые ко мне не ходят. А как при моем отце великого государя люди приходили и солнце видали, а ныне при мне не ходят твои люди. Как ко мне придут, и они столь светлы, будут, как на небеси месяц. А как твои люди доходить будут и мне радостно будет, и жаловать их стану. Мне ты привез два рога лосиные, и я тебе дал против того семь сот камок. И ты мне самое доброе привези, и я стану тебя и свыше дарить, и к тебе великому государю послал из Аба из каменя сделаны тридцать две чашки. И твои великого государя послы ко мне приходили три человека, и я тех твоих великого государя послов из своего государства до большой реки велел проводить с честью, и послал их проводить днища с 3000 человек»[34].

Читая первую часть документа, становится заметно, что хоть китайский император и не принял Ивана Петлина лично, так как он не имел традиционных подарков от своего государя, все же просил передать грамоту русскому царю, то есть интерес к России проявлялся со стороны китайских властей. Сын китайского императора Валли Джу-ханди, во второй части документа, ясно говорит о торговых отношениях, которые, видимо, существовали при его отце, и дает знать русскому царю о том, что желает продолжения торговли между Китаем и Россией. При этом всем, обещает радушный прием гостей, а также их безопасность. Смысл этого документа подтверждает то, что посольство было, и в самом деле, дружелюбным, я думаю, что именно это дружелюбие стало визиткой для дальнейших посольств, не смотря на смену династии в Китае, интерес в России, к этой чудной стране, не угасал.

Глава III. Другие путешественники XVII в. и их достижения.

§1 Федор Байков.

К тому времени и в Китае произошли важные перемены: минская империя была завоевана племенами маньчжуров, основавших в Пекине собственную династию — Цин. Первоначальным местом расселения маньчжуров была, как известно, Маньчжурская равнина. Вполне естественно поэтому, что правители маньчжурского государства были всерьез обеспокоены появлением русских в непосредственной близости от их исконных владений, да к тому же в землях, жители которых издавна платили маньчжурам дань. Очень скоро маньчжурские войска попытались выбить русских казаков из амурских острогов, но успеха не добились. Приамурье прочно вошло в состав российского государства.

Вот в это время из России в Китай и направилось еще одно посольство, на сей раз вполне официальное. Поводом к его отправке послужили, по-видимому, не столько военные действия в Приамурье, сколько прибытие в Москву бухарских купцов, привезших на торги множество привлекательных товаров из Китая. Правда, желая сохранить за собой монополию на китайскую торговлю, бухарцы не жалели мрачных красок, описывая тяготы, ожидавшие того, кто вознамерился бы проникнуть в Китай через его северо-западные рубежи. Они охотно рассказывали русским про огромную пустыню на западных границах китайского государства, где «люди не ездят, занеже в оной пустыне множество червей, сиречь змей, которые многих людей и скотов заедают до смерти»[35].

И тогда в канцеляриях московского Кремля родилась мысль разведать пути в Китай через монгольские степи. Главой посольства назначили Федора Байкова. Из Москвы в Тобольск, где служил Байков, были направлены подарки для китайского богдыхана и царская грамота, в которой говорилось со всей громоздкой педантичностью дипломатического языка тех времен:

«Бога единаго, безначального и бесконечного, невидимаго и неописаннаго, страшнаго и неприступнаго, превыше небес пребывающаго, живущего во свете неприступней, владущаго силами небесного и проч., великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Великия и Малыя России самодержец, бугдыхану-царю, города Канбулука и всего Китайского царьства владетелю.

Ныне мы, наше царское величество, слыша то, что вы, бугдыхан-царь, со окрестными своими соседи держишь дружбу и ссылку, и послы и посланники меж вами о дружбе и о любви на обе стороны ходят, и для того, что ваше Китайское царство подошло нашего царского величества отчины к украинным городам Сибирского царствия, хотим мы, наше царское величество, с вами, бугдыханом-царем, от нынешняго времяни вперед быти в приятной дружбе и в любви и в ссылке так же, как мы, великий государь, в крепкой дружбе и в любви и в ссылке с высокостольными великими государи с турскими салтаны и с персидцкими шахи и с ыными окрестными великими государи, братьями нашими. А как, аже даст Бог, к нам, великому государю, дворянина отпустить велишь и в своей любительной грамоте имянованье свое и титло описати велишь или своих послов или посланников к нам, великому государю, пришлешь, а с ними в своей грамоте отпишешь, и мы, великий государь, ваши грамоты, выслушав люби-тельно, учнем ваше царево имянованье и титло в наших царского величества грамотах писати, как вы сами себя в своих грамотах писати по вашему цареву достоинству...»[36]

Нужно сказать немного о самом Ф. Байкове, посол – путешественник, отец его был сначала стрелецким главою в Троице, а произведенный в 1629 г. в московские дворяне, затем получил место воеводы в Таре и Валуйках. Ф. Байков в 1627 г. упоминается в числе стольников митрополита Филарета.[37]

Едва ли толмачи китайского двора могли уразуметь истинный смысл этой дипломатической казуистики русского царя, а, поняв его, согласиться с ним. Но дело, в конце концов, было не в тонкостях словесного этикета, а в самом факте подношения цинскому «бугдыхану-царю» первого официального приветствия от русского царя. Впрочем, наряду с официальной грамотой Байков получил от Посольского приказа в Москве и устные предписания: строго блюсти свое российское достоинство, а потому не поклоняться порогу (что было принято у монголов, а вовсе не у маньчжур), не целовать туфлю богдыхану (чего от иностранных послов, и не требовалось), а также выяснить, какие пути ведут в Китай, какие растут там растения и плоды, как поставлено там военное дело и нет ли там какой-нибудь междоусобной войны. Вполне подходящие задания для первого официального посланника, выезжающего с разведывательными целями.

25 июня 1654 г. Федор Байков со своим отрядом выступил из Тобольска. Почти год понадобился ему, чтобы добраться до границ Китая. Еще несколько месяцев прошло в ожидании согласия китайских властей принять посольство. Наконец, Байков и его люди вошли в Пекин. Там их разместили на посольском подворье, запретив самовольно покидать его: кто знает, с какими целями прибыли в императорскую столицу эти чужеземцы!

Присматривается русский посланник и к пекинским улицам, хотя взор его привлекают не столько красоты архитектуры, сколько техническая сторона градостроительства:

«А улицы проезжие высланы камень дич серой. А по обе стороны улицы копаны борозды великие, приведены в речку и в озера, когда бывает вода дождевая, и теми бороздами та дождевая вода из улиц и из переулков збегает, и грязей в улицах не бывает, и из дворов на улицы вывожены трубы для дождевой воды. А рек больших в том городе, сказывают, нет. А воды в городе гораздо нездоровы. А меж дворов и хором все сады...»[38]

О жителях китайской столицы Байков сообщает лишь, что «мунгальцев» (т.е. монголов) там не наберется и десятой части населения, зато «китайцев де великое множество. А люди в Китайском царстве мужеск пол и женск дороден и чист. А у китайских женскаго полу ноги маленькие, что робячьи. А платье носят коротко, своим переводом». И еще, добавляет Байков, китайцы «носят волосы по-немецки», т.е. заплетают их в косу.

Что касается религии пекинцев, то тут Байков смог сказать лишь, что тамошние «бусормане» — то бишь мусульмане — веруют свою бусорманскую веру, а говорить по-своему мало помнят». А, кроме того, русский посол не без удивления обнаружил, что в китайском царстве живут «многих земель люди немцы: французские, ливонские, шпанские, италианские, а веруют свою веру, а живут из давних лет»[39]. Эти «люди немцы» были, конечно, миссионеры, обосновавшиеся в Пекине вслед за Маттео Риччи. Некоторые из них и в самом деле десятилетиями безвыездно жили в Китае.

Между тем начались долгие, тяжелые переговоры русских послов с чиновниками дворцового Ведомства Церемоний. Китайцы требовали от Байкова передать им на рассмотрение царскую грамоту и царские подарки, дабы убедиться в том, что в них нет ничего порочащего достоинство государя «Великой Цин». Подарки Байков скрепя сердце отдал, а вот расстаться с грамотой наотрез отказался, заявив «приказным царевым ближним людям», что грамоту он вручит лично в руки «бугдыхану-царю», а уж после того пожалует в их посольский приказ. Тогда чиновники дворцового Ведомства Церемоний стали угрожать Байкову, говоря ему: «Царь де велит тебя казнить, что де ты царева приказу не слушаешь», на что русский посол храбро отвечал: «хотя де царь велит по составам меня рознять, а царя вашего очей не видев, к вам, приказным людям, в приказ не еду и государевы любительские грамоты вам не отдам»[40]. Вот такая получилась у Байкова тяжба с распорядителями церемоний при цинском дворе.

Переговоры между русскими и китайцами осложнялись и некоторыми посторонними обстоятельствами. За год до приезда миссии Байкова в Пекине побывал посланник тобольского воеводы Ярышкин, который, не имея при себе официальных верительных грамот, в конце концов, совершил обряд поклонения императору, каковой, согласно китайскому придворному ритуалу, следовало исполнить «иностранному даннику». И когда Ярышкин покидал Пекин, цинские правительственные чиновники вручили ему грамоту их императора, адресованную русскому царю, в которой маньчжурский богдыхан требовал от царя Алексея Михайловича «навечно быть преданным и послушным в благодарность за милость и любовь, выказанную вам»[41]. Теперь цинские чиновники были, конечно, крайне раздосадованы решительным отказом Байкова, засвидетельствовать свои верноподданнические чувства.

Еще большие волнения обеим сторонам доставляли события в Приамурье. Цинские власти упорно допытывались у Байкова, существует ли какая-нибудь связь между его посольством и действиями русских казаков на северных рубежах маньчжурских владений. Байков отвечал в том духе, что «казаки — люди вольные», как бы давая понять, что царь, сидящий в Москве, за них не в ответе. Едва ли китайцы поверили русскому послу, а вот поводов подозревать его в лукавстве и попытке усыпить бдительность пекинского двора у них и в самом деле прибавилось. Что могли подумать служащие Ведомства Церемоний о русском царе, который позволяет своим людям совершать набеги на земли повелителя маньчжуров и в то же время шлет в Пекин официальное посольство с «любительными грамотами»?

Потянулись недели и месяцы изнурительных переговоров о протоколе приема русского посольства. Китайцы не оставляли надежды склонить русского посла к соблюдению всех требований их придворного этикета. Байков столь же твердо стоял на своем. За это время ему довелось не раз побывать во дворце и, кажется, собственными глазами, увидеть кое-какие картинки официальной тамошней жизни. Вот что он пишет об этом в своей «посольской сказке»:

«А царев двор сделан велик, хоромы высокие, деланы затейчиво, крашены красками розными, крыты черепицею мурамленою, верхи золочены золотом. А город около царева двора выкрашен красками розными, а у того царева двора зделаны пятеры вороты каменные великие, всегда бывают затворены, а во всех тех воротех стоят сторожи беспрестанные. А против тех ворот 5 мостов зделаны ис камени, камень дич белоф, и забрала деланы у тех мостов ис такого же камени, а деланы те мосты добре затейчиво, а связи в тех мостех железные. А против тех мостов поставлен столп каменной, высота ево сажен 6, а зделан из одного из белого ж камени, а на нем высечены слова по их китайскому языку и золочены золотом. А против того ж царева двора площадь великая, а приезжают на тое площадь на поклон царю всяких чинов люди на всякий месяц по трижды. А как съедутца ко царю на поклон бояря и всяких чинов служилые люди, и на той площади сядут на войлоках, которые носят перед ними вместо снимальников. А приезжают на поклон в золотном платье и седят с час и больши. И выйдет ис царевых хором на те пятеры ворота неведома какова чину человек и закричит по своему языку зычно, чтоб слышать всем людем, которые приедут на поклон, и они, встав и приподши на колени, поклонятся трижды в шапках, да сидят столько же. И тот же человек, вышед, закричит так же, и они, встав, так же поклонятся трижды. А царевых очей никогда не видают. Да и слонов приводят ко царю на поклон перед те ж ворота тем же обычаем, а слонов 26.

А среди Китайского царства близ царева двора гора кругла, невысока, а по той горе лес саженой. А в том лесу живут звери: маралы и аркары, и козы степные, а иных зверей, кроме тех, сказывают китайцы, нет. А околь тое горы стена кирпишная, кирпич жженой. Да в городе Канбалыке озерка небольшие, а в них рыба карасики небольшие, а чешуя на них красная, и лазоревая, и зеленая, а на иных красная чешуя да белая. Да в том же городе озеро небольшое, а воде в нем красна, что кровь, а рыба в нем красная ж, только чешуя на ней красна, а тело бело. А китайцы и мугальцы про то озеро говорят: никогда де в том озере та красная вода не переменяется...»[42]

Самому Байкову принять участие в аудиенции перед тронным залом дворца так и не довелось. В конце концов, китайские чиновники вернули ему подарки, которые ранее забрали у него, и выпроводили восвояси. И так уж вышло, что накануне отъезда русского посольства в Пекине объявились два голландских купца, прибывшие из голландских владений на Яве. В отличие от Байкова голландцы не были связаны никакими официальными инструкциями и мечтали только о выгодных торговых сделках. Без долгих колебаний они согласились выполнить все требования китайцев по части церемониала приема «даннических» посольств. Один из этих купцов — его звали Якоб де Кейзер — подробно описал прием иностранцев в императорском дворце. Голландцев и других иноземных посланников, сообщает де Кейзер, с вечера привели к главным воротам дворца, где они провели ночь в ожидании аудиенции. Вероятно, по мысли императорских церемониймейстеров это ночное бдение у дворцовых ворот должным образом подготавливало непросвещенных «варваров» к встрече с величайшим из смертных. Вместе с послами у дворцовых ворот стояли три огромных слона, в богато украшенной сбруе; на спинах слонов были установлены небольшие башенки, покрытые затейливой резьбой. «На рассвете, — продолжает де Кейзер, — все гранды двора подошли к нам и стали рассматривать нас с таким изумлением, словно мы были какими-нибудь африканскими чудищами. Никто из них, однако же, не выказывал ни малейшей неприязни. Примерно час спустя подали сигнал, и вся площадь перед воротами пришла в движение...»[43]. Послов провели через двое ворот в самый дальний внутренний двор, где их взору открылся величественный тронный зал. По обе стороны от входа в зал располагалась императорская свита: «ближе всех к трону стояли двадцать два мужа с желтыми опахалами в руках, далее стояли еще десять человек, державшие в руках блестящие круги, напоминавшие солнце, за ними — шесть человек с дисками, подобными полной луне. Еще там были оруженосцы, тридцать шесть человек с флагами, на которых были вышиты драконы, и несчетное число других придворных. А перед ступеньками, ведущими к императорскому трону, стояли лошади из белоснежного камня, и сбруя на них сверкала и искрилась россыпями драгоценных камней...»[44].

Пока мы смотрели в восхищении на весь этот блеск и великолепие двора, до нашего слуха донесся нежный звон колокола. И тогда тридцать самых знатных мужей и советников двора вышли вперед и со всей учтивостью простерлись ниц перед троном, отвесив по знаку геральда девять поклонов. А потом вперед вышли посланники разных племен»[45]. Перед воротами, ведущими в тронный зал, стояли рядами медные столбы, обозначавшие места, где во время аудиенции должны были стоять чиновники разных рангов. Голландцев подвели к столбику для служилых людей самого низкого — десятого — класса.

«Встать перед троном!» — скомандовал чиновник, приставленный на время аудиенции к голландцам. Затем последовали новые приказы: «Склонить головы до земли три раза!»... «Встать!»

Так повторилось трижды.

«Вскоре снова зазвонили колокола, — пишет далее де Кейзер, — и все присутствующие опустились на колени. Мы надеялись, что сможем увидеть, как император сидит на своем троне, но стоявшая вокруг толпа помешала нам увидеть его во всей его славе. Он восседал в шагах тридцати от нас; украшавшие его трон золото и драгоценные камни блестели так ярко, что у нас рябило в глазах...

Наконец, всем присутствующим раздали чай с молоком в деревянных лакированных чашках, и на том аудиенция закончилась. Справедливости ради надо сказать, что прием во дворце не прошел бесследно для гостей из Голландии. Дорогих подарков они не получили, но вечером того же дня к ним явился гонец от императора, пожелавшего получше рассмотреть одежду пришельцев с «Дальнего Запада». Голландцы отправили во дворец черный вельветовый камзол, башмаки и шпоры, пару шелковых чулок, рубашку, пояс и меховую шапку. Больше просьб от императора не поступало»[46].

Но Федору Байкову и его товарищам не довелось взглянуть на китайского богдыхана даже издали. В сентябре 1656 г. им пришлось покинуть Пекин, захватив с собой подарки, которые они привезли богдыхану от московского царя. И хотя, уже выехав из Пекина, Байков заявил китайцам, что готов принять их условия, ему все-таки было отказано в приеме: видно, богдыхановы церемониймейстеры уже не имели доверия к несговорчивому «даннику». Вот так неудачно закончилось первое официальное посольство из России в Китай.

2§ Николай Спафария.

Неудача посольства Байкова, конечно, не могла воспрепятствовать дальнейшему сближению русских с подданными цинской империи. В 60-х годах продолжалось заселение Приамурья русскими людьми, которые доставляли все больше хлопот местным маньчжурским военачальникам. Последние довольно быстро убедились, что одной военной силой с выходцами из далекой западной Московии им не сладить. Один из цинских чиновников писал в те годы о русских: «оружие их весьма страшно, они храбры, как тигры, и очень искусны в стрелянии из ружей»[47]. Мало-помалу дипломатические переговоры стали обычным делом в сношениях пограничных властей Китая и России. В 1670 г. сам император Канси, новый правитель цинской империи, отправил царю Алексею Михайловичу грамоту с предложением установить друже­ственные посольские и торговые отношения. В ответ русское правительство направило в Пекин новое посольство. Во главе его был поставлен Николай Спафарий (Спатарь Милеску), бывший советник молдавского господаря, который в 1672 г. приехал в Москву и поступил на службу в Посольский приказ «переводчиком еллинского, греческого, латинского и волосского языков»[48]. Человек широко образованный и одаренный, Спафарий был, без сомнения, превосходной кандидатурой на должность главы дипломатической миссии. Русское правительство поручило ему добиться установления мирной торговли с Китаем и требовать присылки в Москву «природного китайца», который привез бы в подарок русскому царю драгоценные камни и дорогие шелка. Кроме того, в «Наказной памяти» Посольского приказа Спафарию вменялось в обязанность предпринять в Китае следующее:

«Буде обыщутца лекарства и корени, которых в Московском государстве нет, а от всех болезней они вящее, и им тех лекарств и корени купить на опыт сколько мочно.

Также есть ли в Китаях семена огородные или звери небольшие и птицы, от которых в Российском государстве чаять быти плоду, и того потому ж купя вывести, сколько мочно.

Быде обыщутца в Китайском государстве самые художные мастеры каменных мостов, и им тех мастеров приговорити в службу великого государя на время, и естьли об них хан поволит, и их к Москве вывесть с собою»[49].

Разумеется, и Спафарий вез богдыхану несколько коробов с дорогими подарками: редкие меха и сукна, зеркала и часы, янтарь и прочие диковинные для китайцев предметы.

В мае 1675 года Спафарий выехал из Тобольска, держа путь на юго-восток, а через семь месяцев русское посольство добралось до маньчжурского пограничного города Науна. Губернатор Науна в сопровождении двухсот воинов лично выехал встречать русского посла за ворота крепости. В свою очередь и Спафарий, отвечая на любезность любезностью, вышел к китайцам из своего лагеря и пригласил губернатора в свою дорожную юрту. Состоялась, говоря языком дипломатов, «теплая, дружественная беседа». Увидев грамоту, посланную императором Канси русскому царю, китайцы несколько успокоились и выделили русскому посольству надлежащее число повозок и коней, а также приличествующую официальной миссии охрану.

Больше месяца провел Спафарий в пограничном китайском городке, дожидаясь прибытия из Пекина чиновников, ведавших приемом иностранных посольств. Наконец, приехал заместитель главы дворцового Ведомства Церемоний, носивший у маньчжур звание асканьи-амбань (Спафарий именует его просто асканьямом). Тут же случился первый дипломатический инцидент: и Спафарий, и асканьи-амбань наотрез отказались первыми навестить своего визави по переговорам. В конце концов, Спафарий согласился встретиться с полномочным представителем богдыхана в отдельной юрте, выговорив себе право войти в нее первым. На встрече асканьи-амбань без долгих слов объявил, что богдыхан поручил ему распечатать и прочесть грамоту русского царя, а если русский посол откажется эту грамоту ему передать, с ним поступят так же, как с Байковым. Спафарий ответил пространной речью, в которой сравнил русского царя с солнцем, а остальных государей — с «великими звездами», и, как солнце посылает свои лучи всему сущему в мире, так и русский царь распространяет вокруг себя любовь и дружбу. И вообще, продолжал Спафарий, «хоть все государства собирешь вместе и еще к тому иные многие прибавишь, а не зделаешь такого великого государства, что наш великий государь, его царское величество, божиею милостью са-модержно владеет». В Москве, сказал далее русский посол, не нашлось человека, который мог бы прочесть грамоту цинского владыки, но московский царь был уверен, что богдыхан, как «славный государь», не может в ней ничего написать, кроме слов дружбы и любви, а потому и выслал ответное посольство с такой же «любительной грамотой». Негоже теперь эту грамоту силой отбирать. А впрочем, заявил под конец русский посол, «с посольством послано много служилых людей, и они будут царские грамоты защищать, не щадя жизни»[50].

Все же маньчжурские власти крепко сомневались в искренности дружественных деклараций русского царя. Асканьи-амбань завел речь о набегах русских казаков на владения маньчжур и при­грозил, что будет «собирати войско, сколько мочно, великое и итить под Нерчинской и Албазинской остроги и их до основания разорить, потому что ведаем, по скольку человек живет в них». Но и на угрозы у Спафария был готов твердый ответ: «Мы войною не хвалимся, — заявил он своему маньчжурскому визави, — а и бою вашего не боимся ж. Наш великий государь не желает войны и ссоры. А как бы приказал мне мое царское величество объявить вам войну, я бы давно вам объявил. А про Нерчинский и про Ал-базинский говоришь, что в них мало людей, так это потому мало, что больши не надобно того, а как будет надобно, есть у великого государя великое множество рати, что в год мочно наполнитца по всему Амуру...»[51]

Еще два месяца тянулись без особого успеха переговоры Спафария с асканьи-амбанем. Потом месяц прошел в ожидании согласия пекинского двора принять посольство. Наконец, все формальности были улажены, и 17 апреля члены посольства в сопровождении большого маньчжурского отряда двинулись на юг, держа путь на столицу Великой Цин. За месяц они пересекли Маньчжурскую равнину и вышли к Великой китайской стене, тянувшейся от одного края небес к другому, то взбегая на гребни гор, то теряясь из виду в ущельях. У ворот стены, охраняемой караулом, посольство встретил начальник местного гарнизона, переписавший всех русских и даже их военное снаряжение. Китайцы пояснили, что древние обычаи их царства требовали вести учет не только всех иностранцев, въезжавших в пределы Срединной страны, но и всего имевшегося при них оружия, дабы при возвращении на родину они не унесли ничего лишнего. Далее русских провели еще через двое ворот, окованных железом, и отправили ночевать на казенный постоялый двор, строго запретив самовольно покидать его.

Так встретил своих российских гостей Китай — страна, отгородившаяся от остального мира тысячеверстной стеной.

Русское посольство разместили на подворье дворцового Ведомства Церемоний — том самом, где жили и первые иезуиты, и прежние русские послы. Вид подворья произвел на гостей из России удручающее впечатление: закопченные, обветшавшие здания с прохудившимися крышами, пустынные дворы без единого кустика, высокая наружная стена и глухие ворота, охраняемые стра­жей. И в довершение всего — полный запрет на выход в город. «На посольском дворе, — писал Спафарий, — садов и иных каких диковин нет и место самое кручинное, будто тюрьма»[52]. В таком унылом месте Спафарию и его товарищам предстояло жить во все время их пребывания при дворе богдыхана.

Снова потянулись изнурительные переговоры-препирательства с асканьи-амбанем о протоколе приема русских послов: Спафарий настаивал на том, чтобы ему разрешили лично вручить царскую грамоту богдыхану, асканьи-амбань столь же решительно отвечал отказом, ссылаясь на обычай своего государства. Если русский посланник будет упорствовать в своих притязаниях, добавлял он, его постигнет участь Федора Байкова, высланного из Пекина без аудиенции у императора. Спафарий хорошо понимал, что китайцы в этом пункте протокола на уступки не пойдут, и потому с самого начала был готов (а, может быть, даже имел негласное предписание) принять их условия. Но и отказаться от своих требований, не торгуясь, означало бы уронить достоинство своей державы. Лишь по прошествии месяца, когда китайцы стали терять терпение и уже были готовы выслать русских обратно, он принял компромиссное предложение асканьи-амбаня: русский посол должен был передать грамоту во дворце сановнику высшего ранга в присутствии племянника императора. При этом Спафарий не забыл попросить, чтобы богдыхан в момент передачи грамоты находился где-нибудь поблизости — скажем, за занавеской или ширмой, — чтобы можно было ощутить его августейшее присутствие.

В назначенный день члены посольства отнесли подарки русского царя в назначенное место, где дары внимательно осмотрели китайский чиновник Ведомства Церемоний. Китайцы похвалили лошадей, но остались недовольны соболями и лисицами. Самому же императору русские дары понравились, и он даже приказал людям из свиты узнать, нет ли у русского посла еще каких-нибудь «редких потех». На следующий же день, приходившийся на полнолуние, — «счастливое» время по китайскому календарю — был назначен и торжественный прием русского посольства во дворце. Этот прием Спафарий подробно описал в своем посольском отчете.

За час до рассвета, сообщает Спафарий, русских послов привезли к дворцу, провели «через три вороты и три стены» во внутренний двор, усадили там, на ковры и велели ждать. «И мы, — продолжает Спафарий, — сидели там с полчаса. И на зоре пред солнечным всходом пришли и говорили, что итить время. А в той площади, где великого государя грамоты положили и сидели, и тут устроена была у них стойка, и стояли 7 слонов, и 3 слона стояли на левой стороне, а 4 на правой. А на тех, которые стояли на правой стороне, зделаны на них чердаки только на трех, и те чердаки круглые позолоченые. А в тех чердаках седятца человека по 4 и по 6-ти и на боях бьютца ж. А слоны самые великие. А слонов было еще на подворье больше 50, и видели наши люди и сказывали, что самые великие и свирепые. А на тех, которые были на левой стороне, на двух места круглые позолоченые, а сидеть в них нельзе для того, что только зделано для красы, а 2 стояли порозжие, а люди сидели на них, на шеях. И на обеих сторонах стояли 4 колесницы, бутто кореты круглые, бугдыхановы позолоченые великие. И те кореты, когда хан сидит, носят по 60 человек, а иногда слонов впрегают. А на слонах узды великие широкие позолочены с каменьем, и не знаем сребро позолочено или медь. Да в тех кореты впрегают по 6 коней белые. Да на той же площади, не доходя до слонов, стояло бубнов на обеих сторонах с 30, и те бубны подобием бутто литавры, и конец нижней вострой, а вверху широко и кругло, а покрыты жолтым ж, да тут же было немного и знамен жолтых ж. А вели сквозь четвертые ворота, боковые с левые стороны, которые зделаны кривы. А как те ворота прошли, тотчас за нами затворили. А китайские мандарыни шли в ворота с правые стороны. А средние ворота затворены по вся дни, только отворяютца, как хан куды поедет. А против тех всех ворот средних выслано каменьем мраморным белым, а над теми воротами построена полата великая. А по сторонам той полаты зделаны 2 полаты меньши той. А меж той большой и меньших висят на одной стороне колокол, а бьют молотом деревянным, а на другой стороне бубен великой. А на тех полатах зделаны маковицы позлаченые, и полаты гораздо высоки, а полаты кирпичные красные. А кровли учинены на столбах деревянных великих и выкрашены красками и росцвечены золотом, также и решотки выписаны красками и золотом. И от первых ворот до того места 300 сажен. А полаты крыты черепом (т.е. черепицей) жолтым. И прошед те ворота, пришли на небольшую площадь, а среди той площади переходили реку по мосту. А на той реке против тех ворот 3 моста... каменные мраморные, а забралы на мостах каменные мраморные ж вырезаные белые, а мосты деланы затейчиво связьми железными. А 2 моста зделаны еще по сторонам таким же подобием. А у реки береги выкладены до самые земли каменьем белым диким. А не доходя той реки, учинен столб каменной мраморной вышиною в пол 2 сажени, и на том столбу зделаны часы солнечные из мраморного ж каменю, а делал те часы езуит Адам Шал. А от той реки пришли опять к воротам. А круг площади по сторонам стоят по 2 полаты меньши тех, которые стоят на воротах, а дело все одним подобием. А по обеим сторонам везде видится сады и древеса великие, также к тем садам есть на обех странах ворота. И как прошли от реки великую полату, и в том месте стоят на караулех с сайдаками, и висит на стороне по 8 луков, и копья есть ж. И как прошли тое полату, объявились пятые ж ворота, только зделаны выше прежних ворот. И здесь опять пришли в ворота с левой стороны. А как прошли ворота, пришли на площадь, и та площадь словет площадь престола ханского, потому что на край площади зделана полата великая, и в той полате престол ханской, и сидит в той полате хан, как ему поклоняютца. И как пришли на ту площадь, и солнце уже взошло. И только вышли из ворот и видели, что на той площади сидят мандарыни, а сидят всякой по чину своем, и тем на конце всех их недалеко от ворот на левой стороне зделано место. И велели сесть по чину на землю по их обычаю после их всех, потому что служилых людей не пустили, а пустили только до четвертых ворот, где великого государя грамоты принели, а выбрали только 20 человек без посланника дворян, да подьячих, да попа и детей боярских и посольских немногих людей. И там велели сидеть, покамест время будет к поклону итить. А около той площади было 6 полат, одна на тех воротах, где мы прошли, а четыре по обеим странам, по 2 на стороне, а шестая полата, где ханово место... И по обеим сторонам к той полате переходы и на переходах решотки позлачены. А к той полате зделаны лесницы мраморные многие, а ступени такие ж мраморные, и около лесницы забралы мраморные ж. А те лесницы деланы великим художеством, что издали смотрит зело красиво. А среди той площади от ханских ворот, как идет от той полаты к ханову месту, есть дорога, выслана белым каменем мраморным, и по той дороге, кроме хана, ни хто не ходит. А по обоим странам той дороги положены рядом каменья синие вырезаные, вышиною пяди по 2, а шириною по пол 2 пяди, а кладены в 3 ряда, а положены один от одного по полусажени. И идут те каменья до самые лесницы бугдыхановы к той полате, где ханово место. Да по обоим странам той дороги стояли люди с платьем таким же, как и у слонов, а держали в руках знамена, и на обоих странах розными цветы по 48 знамен. А на тех знаменах писано золотом китайским письмом, а на верху у знамен учинены копья, а ниже... копья вме­сто шолку волосы лошадиные крашеные. Да опричь тех знамен держали вырезаны из дерева, по 25 на стороне, и всего на обеих сторонах было вырезаных 50. А за ними стояли по обеим странам по 5 коней белых с седлами желтыми. А за коньми стояли подле лесницы в жолтых платьях человек с 30. А за ними по край лесницы по обе стороны стояли солнечники жолтые. А за теми стояли по обе ж стороны человек по 20 до полатного крыльца, не доходя до дверей, а платья на них камка вишневая, а прошиваны золотом.

И ожидая там, пришел к посланнику езуит и говорил, что послали ево... сверху, чтоб он был с посланником и научил бы, как поклонитесь, и до тех мест велели ему быть, покамест скончитца, а хану поклоняютца на всякой месяц по трижды в новое, как на-родитца, да в 15 день, и по 5 в третей в 25 день. И приходили иные ближние люди и смотрили на посланнике платья, также и на всех, которые тут были, смотрили ж.

И будучи там сказали, чтоб встали, а не сказали для чего. И посланник спрашивал у заргучея: для чего встать? И он говорил, что идет брат бугдыханов большей. Да и все мандарыни встали ж. И посланник тотчас после того сел, также велел людем своим сесть, и говорил заргучею, что он царского величества посланник не послан к брату, а послан к самому бугдыхану и должен бугдыханово величество почитать, а не брата ево. И сидели там с полчаса, и после того услышали звон колокольной того, которой писан назади, и в бубен. И сказал езуит, что уже хан в полату пришол. И мандарыни все встали, также велели встать и посланнику. И после того встала и музыка играть в той полате, где хан сидит, и в той, которую прошли. И после того на крыльце стал человек тотчас кричать зычно по-китайски незнаемо что. И после того учали хлопать плетьми трижды по трижды. И посланник у езуита спрашивал: для чего так плетьми хлопают? И он сказал, что де изстари у них, татаров, тот обычай, и нихто не знает, для чего они так хлопают.

Да после того ж музыка почала играть крепко, а играет с турского переводу потихоньку, и бубны также бьют. И опять почал тот же человек кричать зычно, а стоит на леснице. А говорил: востаните! И тогда с обоих стран встали и вышли с 50 мандарыни ис тех, которые сидели выше нас, также и з другой стороны. И прошли те вышеписанные синие камешки с 4 и стали меж тех камешков среди площади против места ханова и полат. И как стали... там, опять тот же человек кричал: преклоните колени! И они встали на колени все вдруг. И опять кричал: поклоните главы свои до земли! И поклонились потихоньку до земли, подпираясь обеими руками на землю, и опять потихоньку подымали главы з земли, бутто у нас женской пол кланяется. И опять кричал: поклонитесь! И опять поклонились. И в третий опять кричал, и поклонились. И опять кричал: востаните! И они встали и стояли немного на ногах. И опять кричал по-прежнему, а также на колени пали и трижды поклонились. И то учинили на трех статьях, трижды пали на колени и девятья поклонились головами до земли, и те 9 поклонов держали с четверть часа. А нам то учинили вместо образца, чтоб видели, как поклоняютца, чтоб и мы потому ж поклонились[53].

И посланник спрашивал у езуита, какие они люди? И он сказал, что де нынешней хан пожаловал их в мандарыни. И подождав немного, пришли 2 мандарыни и говорили... езуиту, что с посланником пора итить к поклону. И так они двое наперед шли, а за ними шел посланник с езуитом, а за посланником шли дво­ряне и прочие люди. И стояли в четырех редах. И как пришли на то место, где прежние мандарыни поклонились, стали, а те 2 и езуит стояли от нас отдале. И опять почали плетьми хлопать трижды по трижды, и музыка также играть и в колокол и в бубен бить, и тот человек учал кричать, чтоб и мы поклонились. И посланник стал кланятца скоро и не до земли, а те 2 стали езуиту говорить, чтоб езуит сказал посланнику, чтоб поклонился до земли и не скоро, как прежние их мандарыни поклонились...»[54]

Тут уместно будет прервать на минуту рассказ Спафария и особо отметить маленькую хитрость, к которой прибег русский посланник, чтобы не слиться с толпой «богдыхановых холопов». Хитрость эта состояла в том, чтобы торопливо и как бы небрежно отбивать предписанные этикетом поклоны. Уловка Спафария была замечена дворцовыми распорядителями церемоний, потребовавшими от него строгого соблюдения ритуала. Но не тут-то было: русский посол довольно дерзко сослался на отсутствие у него нужного навыка.

«И посланник говорил, что те холопи бугдыхановы и умеют поклонитесь, а мы бугдыхану не холопи и кланеемся, как знаем. А тот человек, который кричал и видел, что посланник скоро кланяетца, и он стал також де спешно кричать. И так и посланник с своими людьми на три статьи поклонился, только не очень до земли и скоро. И после того поклону опять взяли те два и езуит посланника и людей ево и привели на то ж место, где сидели, а от того места где кланялись хану до ево места было сажен с сорок. И от того места не видит ни хана, ни места ево, потому что полата вы­сокая, а место где кланяютца низкое, только видитца, что дверь отворена в полату, а место ево зделано среди полаты, и для того и не видитца.

И как посланник возвратился от поклону, пришол один ближней человек сверху, и взяли одного посланника и езуита, и велели взять толмачю подушку. И тот ближней человек велел посланнику итить скоро для того, что у них обычай таков, как хан зовет, и они идут к хану скоро бегом. И посланник говорил, что ему бежать не за обычай, и шол к хану потихоньку. И как пришли к полатам, и там лесница мраморная боковая и ступени мраморные ж, и вышел вверх ступеней з 20. И взяли посланника от край лесницы, и шол сажен с 8, и пришол против ханского места вон ис полаты при дверей, и там сел алихамба боярин Посольского приказу, и при нем сидел и иной честной человек, и при них учинили и посланнику место. И как посланник пришол к месту, велели поклонитца до земли однижды и велели толмачю класть подушку суконную, и сел, поджав ноги турским обычаем. И посланник однижды поклонился и сел на подушку. И от того места, где посадили посланника, до места ханского и до хана было сажен с 8 и мочно было хана гораздо видеть. А платье было на посланнике — шуба соболья под золотою объярью. И сидел посланник пред ханом не прямо, только боковым обычаем, потому что та полата к леснице вся отворена.

А стоит полата на столбах деревянных великая, а меж тех столбов учинены завесы... по турскому обычаю, и те завесы, как бывает хан, отпускают, а как хана нет, и те завесы подымают, и тогда поднето было все и в полате видно было гораздо. А ханское место вышиною от земли с сажень, а делано место из дерева и позолочено осмероугольное, и вверху покрыто покровом золоченым. А место самое великое и широкое, а всход на место тремя лесница-ми, и те лесницы позолоченые. А хан сидел среди места, человек молод и на лицо щедроват, а сказывают подлинно, что ему 23 года. А в полате по обеим странам сидели братья ево и племянники от места и до самых дверей на земле, а сели на войлоках белых, а войлоки самые белые и тонкие.

И как посланник пришол, учали роздавать хановым братьям и племянником и всем ближним чай. А подают ближние ево люди молодые, и те ево ближние носят на головах по одному перу павлиную. А чай роздавали в чашках жолтых деревянных больших. А чай был варен с маслом и с молоком,., а чай подносили татарской, а не китайской. А все, как принели чашки, поклонились до земли на левую руку, а в правой держали чашки, и опять сели на место и пили. И как выпили, опять поклонились до земли, и чашки ближние люди собрали. А музика играла умильно и человек тот кричал. А около крыльца зубцы мраморные и были великие посуды медные, и в тех посудах кладены многие духи розные; да и часы мраморные вверху солнечные были ж. И розных чинов мандарыни и иные сидели, а иные по крыльцу стояли. И после питья чая перестала музыка и человек кричать накрепко, и алихамба посланнику сказал, чтоб встал. И они все встали ж, и хан сшел с места своего, и пошол около места ис полаты вон...

И посланник пошол к своим, и сказали, что чай и им подносили, и как чай подносили, велели поклонитца, и они поклонились потому ж. А те китайцы скинули платья, и всякой взял свое простое, и стали слонов отводить и кореты отвозить и кони. А во всех площадях хотя было многолюдство великое, однако ж де меж ими было великое молчание и тихость, а после того было и смущение. А к посланнику приходили многие хановы сродники и ближние, и смотрели на посланнике шубы золотые и соболей, а также и у всех, что с посланником были, смотрели сукна и нашивок. И насилу меж ими прошли и пришли к воротам, где стояли с коньми, и на кони сели и приехали на тот же худой немецкой посольской двор»[55].

Вот так посол русского государства впервые побывал на аудиенции у богдыхана, ухитрившись и тут выказать свою гордость: кланялся он хоть и по китайскому чину, а все-таки быстрее, чем это делали китайские чиновники, и не касался лбом земли. А что же дальше? А дальше опять потекла однообразная, блеклая жизнь среди голых стен казенного подворья. Только после настойчивых протестов Спафария русским разрешили выходить на прогулки в сопровождении китайской охраны. Но что за прогулка под конвоем! Вот и вольные сибирские казаки, недовольные чинимыми им утеснениями, то и дело набрасывались с бранью на сопровождавших их солдат, а, случалось, и били их. Но, конечно, было между русскими и китайцами и здоровое любопытство, желание получше узнать, как живут люди в дальних странах. Даже асканьи-амбань, отбросив свою вельможную спесь, расспрашивал Спафария о христианских «монархах» и «философах», о русских живописцах и мастерах сафьяна. Однажды люди из свиты богдыхана взяли у Спафария образцы русских денег, в другой раз они забрали у него голландскую книгу с описанием путешествия в Китай и даже выпросили на один день его любимую саблю, оправленную золотом. По обычаю, придворный живописец написал портрет русского посла в парадном одеянии. Асканьи-амбань поведал во дворце, что русские — отличные пловцы, и богдыхан пожелал лично увидеть, как пришельцы с севера плавают и ныряют. Спафарий несколько раз посылал во дворец лучших пловцов из своего посольства. Те демонстрировали свое искусство в большом пруду, расположенном в парке летнего дворца. Придворные сановники смотрели на них с берега, а богдыхан — из позолоченной закрытой лодки.

В Пекине Спафарий близко сошелся с миссионерами-иезуитами. Это знакомство оказалось для него чрезвычайно полезным, поскольку иезуиты хорошо знали быт пекинского двора, да к тому же обладали во дворце немалым влиянием. Особенно ценные услуги Спафарию оказывал Фердинанд Вербист, доверенный советник государя. Вербист сообщал Спафарию о многих важных решениях, принимавшихся императором и его ближайшим окружением. Он же рассказывал ему об обстановке в цинском государстве, об истории и культуре Китая. По просьбе Вербиста Спафарий передал ему икону Михаила Архангела для католической церкви в Пекине. Иезуиты надеялись, что православная икона привлечет в их храм русских пленников и перебежчиков, осевших в китайской столице.

Люди Спафария привезли в Пекин немало традиционных русских товаров — пушнину, сукно, рыбью кость и проч., надеясь с выгодой продать их в Китае. Торговля, однако, шла туго из-за противодействия цинских властей: воины, приставленные к иностранному подворью, попросту отбирали у китайских купцов товары, приобретенные у русских. Никакие протесты и уговоры не помогали. В конце концов, русские вынуждены были задешево распродать свои богатства самим чиновникам. Не лучше обстояло дело и с покупкой китайских товаров: иностранцы имели право приобретать китайские вещи лишь в одной лавке, доход от которой, как оказалось, шел в казну богдыхана.

Между тем Спафарий не скрывал своего недовольства официальной аудиенцией во дворце. Как же так: был на приеме у богды-хана и даже толком его не рассмотрел, не говоря уж о том, чтобы обратиться к нему со словами приветствия, расспросить о здоровье. Асканьи-амбань все обещал устроить еще один прием у богдыхана, на сей раз специально в честь русского посланника, но Спафарий, уже хорошо зная цену словам своего «аскамьяна», не очень-то ему верил. Но, видно, и китайские чиновники иногда говорят правду! Однажды утром к посольскому двору приехали в паланкинах два ближних евнуха богдыхана и просидели перед воротами до полудня, когда гонец от императора, наконец, дал знать, что пора ехать во дворец. Спафария вновь привели к тронному залу дворца, где к нему присоединился его старый знакомый асканьи-амбань. Затем посол и его китайские провожатые поднялись по выложенной из белого мрамора лестнице в тронный зал, пересекли его и вышли на заднее крыльцо, откуда открылся прекрасный вид на императорский парк, где цвели фруктовые деревья, возвышались искусственные горки из камней, утопали в зелени изящные беседки, журчали ручьи, и ветер разносил ароматы цветов. Богдыхан находился в одном из павильонов парка. Перед входом в павильон асканьи-амбань дал знак Спафарию остановиться и велел ему отбить девять земных поклонов, чтобы должным образом приветствовать державного владыку. На сей раз, Спафарий безропотно выполнил указание своего китайского церемониймейстера — он знал, что без этих поклонов богдыхана ему не видать, да и прием был как бы неофициальный, ни к чему не обязывающий. Когда русский посланник, наконец, переступил порог павильона, глазам его открылась необыкновенная картина: внутри было полным-полно знатных вельмож в парчовых халатах, расшитых разноцветными узорами, и в шапках, украшенных павлиньими перьями. В противоположном конце зала стоял, сверкая позолотой, высокий трон, украшенный фигурами извивающихся драконов. А на троне, на большой атласной подушке, сидел богдыхан, одетый в черный халат с вышитым на нем золотом изображением дракона. На голове у богдыхана была шапка с большой жемчужиной, на шее — жемчужное ожерелье. На его худом лице выделялись тонкие черные усики. По обе стороны от трона стояли ближние советники государя, за ними — телохранители с копьями, украшенными лошадиными и барсовыми хвостами. Спафарию указали его место рядом с государевыми советниками, положили перед ним подушку из красного атласа, велели опуститься на колени. Богдыхан что-то тихо сказал своему ближайшему советнику, тот передал слова богдыхана отцу Вербисту, выполнявшему на этой аудиенции обязанности толмача.

— Как здоровье русского царя? Сколько ему исполнилось годов? Давно ли начал он царствовать? — спросил Вербист Спафария.

Получив соответствующие ответы, Вербист и советник богдыхана с теми же церемониями передали их богдыхану. Затем они вернулись обратно и предложили русскому послу новые вопросы:

«Сколько уважаемому посланнику лет? Богдыхан слышал о том, что уважаемый посланник сведущ в науках и велел спросить, учился ли он науке чисел?»[56]

Спафарий отвечал, что ему сорок лет и что науке чисел, прозываемой в Европе математикой, он тоже обучался.

Получив ответы на эти вопросы, богдыхан, по-видимому, сполна удовлетворил свое любопытство, и на том беседа закончилась. Начался обед. Два прислужника поставили перед богдыханом столик с золотыми блюдами. Такие же столики поставили и перед каждым сановником в зале. Все участники трапезы опустились на колени и отвесили богдыхану земной поклон. Богдыхан начал есть первым, за ним последовали остальные. Во время обеда богдыхан в знак благосклонности угощал своих советников разными кушаньями. Спафарий получил в дар четыре блюда: персидские яблоки, конфеты, арбуз и дыню. Каждый, получивший блюдо, должен был принять его обеими руками и в благодарность отвесить государю земной поклон. После обеда стали разносить вино (Спафарий узнал потом, что его готовили для императорского двора иезуиты, жившие в Пекине). Первую чарку поднесли богдыхану, и тот, соблюдая этикет, передал ее русскому послу. После вина вынесли непременный чай с молоком в деревянной посуде. Так прошла вторая и, как уже стало ясно, последняя аудиенция Спафария у богдыхана.

Вскоре после обеда у богдыхана на посольский двор привезли подарки цинского императора «белому царю»: серебряные слитки, несколько кусков лучшего шелка, шкуры барса и тигра, богато украшенное седло, четыре корзинки чаю, а для самого посланники — шелковый халат с изображением дракона, шапку, пояс с пряжкой, седло, отрезы материи. Вручение богдыхановых подарков тоже не обошлось без инцидентов: китайцы требовали, чтобы Спафарий принял их, стоя на коленях, чего русский посол делать, вовсе не собирался; кроме того, подарков оказалось значительно меньше, чем значилось по описи. Не было никаких сомнений, что пекинский двор не собирался устанавливать дружеские отношения с Россией. Не было возможности договориться и о посылке грамоты от императора Канси к московскому царю: Спафарий считал принятые в китайских грамотах обращения к правителям других стран оскорбительными для своего государя, а китайцы, конечно, не желали отступать от своих тысячелетних традиций. Советники богдыхана представили ему доклад, в котором рассудили так:

«Достойно похвалы, что белый царь, ища просвещения нашего августейшего владыки, направил своего посла, велев ему доставить в дань местные произведения. Однако посол Николай, плохо знает церемонии и отличается упрямством. Судя по его словам и манерам, он не желает покориться законам нашего великого государства. Поскольку его государь с хорошими намерениями доставил в дань плоды местных производств, и мы их приняли, невозможно отменить награды. Мы желаем, раздавши награды, объяснить на словах всем прибывшим с Николаем, что не отправляем указа вследствие его незнания церемоний и упрямства, а засим, объявить следующее: поступайте согласно законам Срединного царства, и тогда пусть по-прежнему являются послы и торговые люди. В противном случае прибытие послов напрасно»[57].

Развязка наступила неожиданно: однажды в иностранное подворье приехал один из ближних советников богдыхана и, не изменяя изысканной китайской вежливости, объявил, что посольство «белого царя» должно немедленно покинуть императорскую столицу. Оспаривать приговор было бесполезно. В тот же день посольство спешно покинуло Пекин.

Всего лишь за месяц с небольшим Спафарий и его люди вернулись знакомой дорогой в пограничный городок Наун, где их даже не пустили ночевать в дома. Путешественникам пришлось разбивать лагерь в открытом поле. Не без труда посольский караван преодолел пустынную заснеженную степь, разделявшую маньчжурские и русские владения. Зиму Спафарий и его спутники провели в Селенгинском остроге, а весной следующего года прибыли в Енисейск. На том посольская миссия Спафария и закончилась.

Путешествие Спафария в Китай не привело, да и не могло привести к установлению тесных и дружеских связей между русским государством и цинской империей. Более того, в последующие годы маньчжурские войска начали военные действия против амурских казаков и захватили Албазинский острог. И все же путешествие Спафария не осталось вовсе без пользы для России. Вернувшись в Москву, Спафарий составил книгу, которую он назвал «Описания первые части вселенныя, именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство, с прочими его городы и провинции». Это была первая книга о Китае, написанная в России и для русских людей. По своим источникам труд Спафария весьма неравноценен. Те его части, в которых говорится о путях из России в Китай, о Пекине и нравах его жителей, основаны на личных впечатлениях Спафария, об остальных же областях китайской империи Спафарий писал, опираясь на сочинения и устные рассказы католических миссионеров, живших в Китае. И все-таки русскому удалось создать довольно полный и достоверный очерк географии, политики, быта Китая, не уступавший лучшим европейским образцам литературы такого жанра.

Долгий путь Ф. Байкова в Китай не оправдался. Поручения своего он не исполнил, а 6 месяцев посольство провело взаперти в переговорах и препирательстве с китайскими властями. Где отчасти китайские чиновники были принципиальны в своем отношении, но и гордость посла московского государя. Не увидев императора Байкову пришлось покинуть Китай. Вернувшись в Москву, он подал статейный список, то есть описание своего путешествия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Положение России исключительное, причины этому географическое положение на континенте и, наверное, огромная территория. Вопрос «запад или восток?» для России и сегодня не решен. Китай в тот период представлял, в сущности, то же самое феодальное государство, что и Россия. Конечно, Китай отличался, с другой стороны, так как политика его была закрытой в нутрии страны, нельзя забывать еще, что Китай – восточное государство со своими нравами и обычаями.

В первых взаимоотношениях, дружелюбных по характеру, зарождаются первые торговые отношения, имеющие большее значение для России. Заключенный договор, является фактическим подтверждением зарождения отношений между Россией и Китаем.

Но процесс зарождения отношений шел не так гладко, как хотелось бы. Путешественники Ф. Байков и Н. Спафария имели мало успеха в своих посольствах, принципиальное отношение китайцев к русским, с одной стороны, и гордость русского человека, с другой, стало камнем преткновения. Но оба путешественника дают ценный материал о Китае.

Отталкиваясь от выводов, сделанных по всей работе, мы получаем все ответы на поставленные задачи: во-первых, мы получили представление о Китае в XVI – XVII вв., что и ставилось в задачах; во-вторых, рассмотрели путешествие Петлина и первый договор России с Китаем; в-третьих, путешествия Спафария и Байкова, которые удалось рассмотреть очень подробно. Я думаю, что цель «зарождения русско-китайских отношений», поставленная в начале работы, достигнута, поэтому работа по данному периоду русско-китайских отношений можно закончить.

Список источников и литературы

I.                                  источники

1)                                 Сельское хозяйство и аграрные отношения в Китае// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960

2)                                 Виды земельной собственности. Формы эксплуатации крестьян// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960.

3)                                 Наёмный труд в деревне// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960.

4)                                 Прядение и ткачество// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960.

5)                                 Первый договоры России с Китаем// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960

II.        литература

1)                                 Восточные арабески// первые русские люди в Китае, составитель В.В. Малявин, М., 2000

2)                                 Всемирная история// глав. редактор Е.М. Жуков Т. IV. М., 1958

3)                                 История дипломатии// под ред. В.А. Зорина. Т.1. М., 1959

4)                                 История Китая с древнейших времён до наших дней// глав. Редактор Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев.М., 1974

5)                                 История народов восточной и центральной Азии с древнейших времен до наших дней. М., 1986

6)                                 Карамзин Н.М. история государства Российского. Т.IX - XII Калуга: Золотая алея, 1993

7)                                 Энциклопедический словарь, Брокгауз Ф.А., Ефрон, Т. 4, 45, 61 «Терра», 1990

[1]Сельское хозяйство и аграрные отношения в Китае// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. с. 15

[2] Виды земельной собственности. Формы эксплуатации крестьян// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. с. 19

[3] Наёмный труд в деревне// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. с. 38

[4] Прядение и ткачество// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. с. 43

[5] Первый договоры России с Китаем// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960 с. 96

[6] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае // Восточные арабески, М., 2000

[7] Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В., М., 1960, стр. 5

[8] Первый договоры России с Китаем// Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960 с. 96

[9] Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А.. Т.4. «Тера» 1990. с. 718

[10] Там же Т.61. с. 156

[11] Там же Т.45. с. 446

[12] История Китая с древнейших времен до наших дней // глав. Ред. Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев. М., 1976

[13] Всемирная история // глав. Ред. Е.М. Жуков Т. IV. М., 1958

[14] История дипломатии // под ред. В.А. Зорина. Т.1. М., 1959

[15] Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А., Т. 4, 45, 61 «Терра», 1990

[16] Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. IX – XII. Калуга: Золотая алея, 1993

[17] История народов восточной и центральной Азии с древнейших времен и до наших дней. М. 1986

[18] Сельское хозяйство и аграрные отношения в Китае // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.) глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. стр.15

[19] Виды земельной собственности и формы эксплуатации крестьян // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.) глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. стр. 19; История Китая с древнейших времён до наших дней // глав. Редактор Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев.М., 1974 с. 622

[20] Виды земельной собственности и формы эксплуатации крестьян // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.) глав. Ред. Симоновская Л.В. М., 1960. стр. 21; История Китая с древнейших времён до наших дней // глав. Редактор Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев.М., 1974 с. 619

[21] История народов восточной и центральной Азии с древнейших времен и до наших дней. М. 1986. с. 202

[22] История Китая с древнейших времён до наших дней // глав. Редактор Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев.М., 1974 с. 621

[23] История Китая с древнейших времён до наших дней // глав. Редактор Л.В. Симоновская, М.Ф. Юрьев.М., 1974 с. 625

[24] Наемный труд в деревне // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.). глав. Ред. Симоновская Л.В. М. 1960. стр. 40

[25]Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески М., 2000. с. 126; Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А.. Т.4. «Тера» 1990. с. 446

[26] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 126; Энциклопедический словарь Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А., Т.61, «Тера» 1990

[27] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 126

[28]Там же, стр. 128

[29] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 129

[30] Валли – годы правления минской династии Ваньли (1573 – 1620).

[31] Первые документы о связях Китая с Россией // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.) глав. Ред. Симоновская Л.В.. М., 1960, с. 96

[32] Первые документы о связях Китая с Россией // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.) глав. Ред. Симоновская Л.В.. М., 1960, с. 97

[33] Очевидно, датировка второй грамоты (1649) ошибочна. В 1649 г. правил в Китае не сын Ваньли, а цинский (маньчжурский) император Шуньчжи (1644—1661). Вероятно, грамота относилась к более раннему времени, до 1644 г.

[34] Первые документы о связях Китая с Россией // Хрестоматия по истории Китая в средние века (XV – XVII вв.), глав. Ред. Симоновская Л.В., М., 1960, стр. 97

[35] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с.131; Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А.. Т.4. «Тера» 1990. с. 718

[36] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 131

[37] Энциклопедический словарь Брокгауз Ф.А., Ефрон, Т.4, «Тера» 1990. с. 718

[38] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 132

[39] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 134

[40] Там же. с. 134

[41] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 135

[42] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 135

[43] Там же. с. 137

[44] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 137

[45] Там же. с. 138

[46] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 138

[47] Там же. с. 139

[48] Энциклопедический словарь Брокгауз Ф.А., Ефрон, Т.45, «Тера» 1990

[49] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 139

[50] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 140

[51] Там же. с. 141

[52] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески. М., 2000. с. 142

[53] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески, М., 2000. с. 142

[54] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески, М., 2000. с. 144

[55] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае// Восточные арабески, М., 2000. с. 148

[56] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае // Восточные арабески, М., 2000. с. 152

[57] Малявин В.В. Первые русские люди в Китае // Восточные арабески. М., 2000. с. 154; Энциклопедический словарь, Брокгауз Ф.А., Ефрон, Т. 4, 45, 61 «Терра», 1990. с. 718