Курсовая работа: Адам Иоханн фон Крузенштерн. Мореплаватель и ученый

Екатерина Нарустранг

Летом 1997 г. около двухсот потомков обширного рода фон Крузен* собрались в Германии, чтобы почтить память родоначальника этой большой семьи и основателя рода шведского наместника в Эстляндии Филипа Крузиуса фон Штерна (PhilipCrusiusvonStern). «Фон Крузен»* потому, что за 400-летнюю историю рода – а именно 400-летие его главы торжественно отмечалось тогда в начале августа в небольшом городке Айслебен (Eisleben) – многочисленные потомки оказались рассеянными не только по разным странам Европы, но и за ее пределами, а исконно общая для семьи фамилия утвердилась в нескольких фонетических вариантах. Так, например, потомки Филипа Крузиуса в Германии носят преимущественно фамилию Krusenstjern,в то время как для представителей шведской ветви более характерны варианты Krusenstiern или Krusenstierna. Среди них есть писатели (agnesvonKrusenstierna), полярные исследователи и мореплаватели (PaulvonKrusensternsen. uPaulvonKrusensternjung.), историки и летописцы рода (EwertvonKrusenstjern). Что касается героя нашего повествования, Адама Йоханна фон Крузенштерна (как офицер русского флота, он носил более привычное для русскогослуха имя: Иван Федорович Крузенштерн), то в семье сохранилось предание, что, будучи совсем юным кадетом, учеником кадетского корпуса, а это было в пору русско-шведских военных конфликтов, он вычеркнул – по собственной ли воле или под чьим-то нажимом – из своей фамилии букву i, явно указывавшую на шведские корни. Такой – Крузенштерн – она и осталась в истории как для него, так и для всех его потомков.

В шведском городе Кальмар (Kalmar) существует (кстати, существует также попечением и заботой одной из представительниц рода, госпожи Уллы Персон) небольшой частный музей, точнее, наверное, будет сказать архив, куда собираются и где хранятся главным образом документы и фотографии, свидетельствующие о судьбах представителей этой семьи. Однако вряд ли будет большим преувеличением предположить, что все фон Крузен*, в том числе и сам эстляндский наместник, стали явлением и достоянием общемировой культуры в известной степени потому, что связаны родством с Адамом Йоханном фон Крузенштерном, более полувека верой и правдой служившим России как мореплаватель и первооткрыватель, как ученый, как учитель и воспитатель будущих первооткрывателей. Их он тоже вырастил немало, не только в Морском кадетском корпусе, директором которого был с 1826 по 1842 г., но и непосредственно силой обаяния своей удивительной личности.

Имя Крузенштерна было овеяно славой еще при его жизни. В 19-м в., по меньшей мере, в первой его половине, он был столь популярен в Европе и за ее пределами, что американский писатель-романтик Герман Мелвилл в своем знаменитом романе о Моби Дике (гл. 24) поставил рядом имена Крузенштерна и Кука как знаменитых мореплавателей без всяких дополнительных комментариев: «Theymaycelebrateastheywillbetheheroesofexploringexpeditions, yourCooks, yourKrusensterns, butIsaythatscoresofanonymouscaptainshavesailedoutofNantucket, thatwereasgreat, andgreaterthanyourCookandyourKrusenstern»[2]. за неполные 50 лет после первого кругосветного плавания И. Ф.Крузенштерна и Ю.Ф.Лисянского на парусниках «Надежда» и «Нева» в России были снаряжены более трех десятков кругосветных экспедиций. Среди них, в частности, экспедиции В.М.Головнина в 1807 г. («Диана») и 1817–1819 гг. («Камчатка»), М.П.Лазарева в 1813–1816 гг. («Суворов»), в 1819 г. («Мирный»), в 1822–1825 гг. («Крейсер») и А.П.Лазарева в 1822–1824 гг. («Ладога»), О. ф. Коцебу в 1815–1818 гг. («Рюрик») и в 1823–1826 гг. («Предприятие»), З.И.Понафидина в 1816–1818 гг. («Суворов») и в 1819–1821 гг. («Бородино»), М.Н.Станюковича и Ф.Литке в 1826–1829 гг. («Моллер», «Сенявин»), В.С.Хромченко в 1828–1830 гг. («Елена») и в 1831–1833 гг. («Америка»), А.Беренса в 1837–1839 гг. («Николай»), Н.Зарембы в 1840 г. («Наследник Александр»), Г.И.Невельского в 1840 г. («Байкал») и др.[3] Многие из них были инициированы Крузенштерном, нередко он принимал самое активное участие в их организации и подготовке. Э. фон Крузенштьерн приводит в своей книге также список полярных исследователей 19-го в. прибалтийского происхождения, выходцев преимущественно из Эстляндии. В числе полутора десятков имен немало известных, например: Ф.Ф.Беллинсгаузен (FabianvonBellingshausen), Отто фон Коцебу (OttovonKotzebue), Э.В.Толь (EduardBaronvonToll), пропавший без вести во время полярной экспедиции в 1902 г., Ф.П.Врангель (FerdinandBaronvonWrangell). Полярными исследователями стали также один из сыновей Крузенштерна – П.И.Крузенштерн (PaulvonKrusensternsen.) и его внук П.П.Крузенштерн (PaulvonKrusensternjun.)[4].

В честь немалых заслуг И.Крузенштерна в освоении неизведанных и практически неизвестных земель, а также в память о подвижническом служении развитию мореплавания и расширению научного кругозора современников и потомков его именем названы:

– мыс на Аляске севернее пролива Коцебу (назван О. ф. Коцебу)[5];

– мыс в Канаде и расположенный на нем напротив Уолластен-лэнда поселок;

– мыс на острове Парамушир (один из островов Курильской гряды);

– пролив между Курильскими островами Ловуш(к)и и Райкоке (назван Леопольдом фон Шренком);

– (Восточный) проход у берегов Кореи;

– бухта у полуострова Ямал в Карском море (названа И.Ивановым);

– средний из островов Диомедовой группы; между этим обитаемым островом и островом Ратманова проходит граница между Америкой и Азией;

– группа островов архипелага Паумоту (названа О. фон Коцебу);

– группа Айлук Маршалловых островов (названа О. фон Коцебу);

– три горы: на правой южной оконечности Сахалина, на Новой Земле (названа Ф.П.Лютке) и в Антарктике на Земле Королевы Мод;

– продолговатое озеро на острове Бутиа в Канаде (названо Дж.Россом);

– скальный риф в Тихом океане, западнее Гавайских островов (назван Ю.Лисянским)

имя Крузенштерна носят также:

– лунный кратер в группе Арцахель,

– обитающая в Маниле бабочка PapilioKrusensternia (названа Йоханном Фридрихом Эшшольцем), а также

– тропическое растение Ipomоea Krusensternii с цветками, похожими на вьюнок, и употребляемыми в пищу клубнями (названо Вильгельмом Готтлибом Тилезиусом).

Об Адаме Йоханне фон Крузенштерне написано много, однако наиболее полная, обстоятельная история его жизни, принадлежит перу Эверта фон Крузенштьерна, «правнучатого» племянника Ивана Федоровича Крузенштерна, правнука его родного брата и близкого друга Карла Фридриха. она появилась сравнительно недавно, в 1991 г. Э. ф. Крузенштьерн родился в 1911 г. в Санкт-Петербурге, а умер в 1996 г. в Геттингене. Он является автором нескольких исторических трудов, посвященных роду Крузенштернов, в частности, автором вышедшей в 1981 г. в Висбадене монографии «Семья фон Крузенштьерн. История — генеалогия — памятные места»[6]. Книга Э. фон Крузенштьерна о своем двоюродном прадеде – первое наиболее полное, научно документированное[7], вместе с тем доступное по форме и увлекательное по стилю изложения жизнеописание знаменитого мореплавателя и ученого. Свою задачу автор видит в том, чтобы «показать человека, а не героя»[8] и рассказать о его жизни. Известно, что Крузенштерн не вел дневников и не писал мемуаров (лишь в его работах можно найти некоторую биографическую информацию), поэтому при анализе определяющих его жизненный путь факторов существенно возрастает роль биографических источников в форме дневников или воспоминаний современников, а также значимость переписки. Именно эти исторические свидетельства и оказались рассеянными в нескольких странах по архивам, библиотекам и частным собраниям, что сделало их весьма труднодоступными. Кроме того, работа с этими материалами предполагает одновременное владение немецким, английским, русским и эстонским языками, чтосамо по себе составляетопределенную сложность.

Конец 18-го в. – первая половина 19-го в. по праву считаются эпохой расцвета эпистолярного жанра. Но,к сожалению, эпистолярное наследие по своей сути – очень хрупкий и беззащитный информационный источник; судьба же переписки Крузенштерна оказалась особенно драматичной. в 1911 г. графиня Софи фон Рюдигер, внучка Адама Йоханна фон Крузенштерна, распорядилась о продаже доставшегося ей по наследству имения деда в Эстонии. Речь шла о замке Асс, в котором графиня сама никогда не бывала, и поэтому она не могла себе представить, сколь бесценные рукописи хранятся там и каков объем этого наследия. Так случилось непоправимое. Говорили, что грузчики, вынося из проданного замка мебель, утопали по щиколотку в наваленных повсюду грудах исписанных листков. Когда родственники спохватились, кое-что собрать им удалось, но большая часть материалов оказалась утраченной навсегда, уцелело немногое. Здесь хранились, в частности, целые собрания писем, и не только делового или научного характера. очень интересной и содержательной могла бы оказаться повседневная корреспонденция от брата Карла Фридриха. почти ровесники, братья на протяжении всей жизни постоянно переписывались. Другая часть этого эпистолярного наследия – письма Адама Йоханна к брату, – к сожалению, также не сохранилась. Они находились в Хаггуде, родовом имении Карла Фридриха в Эстонии, и в буквальном смысле слова сгорели в пожаре революции 1905 г.

Что же все-таки сохранилось? Что удалось сберечь? Прежде всего это неполная переписка Крузенштерна с швейцарским астрономом Йоханном Каспаром Хорнером (JohannCasparHorner), которая была опубликована в конце 19-го в. в Цюрихе ежеквартальным журналом естественно-научного общества.[9]в частных собраниях хранятся отдельные письма Адама Йоханна к его жене Юлии и его сыну Павлу, однако отсутствуют письма к другим его сыновьям; кроме того, сохранились письма Юлии, четырех сыновей, его невестки Мими и несколько писем его брата. Немалый интерес представляют воспоминания зятя Крузенштерна Теодора фон Бернарди (TheodorvonBernhardi) – они были знакомы очень давно, а также письма Августа Коцебу (AugustvonKotzebue), который состоял с Крузенштерном, его свояком, в постоянной переписке. К сожалению, и здесь отсутствуют ответные письма. Следует упомянуть другие бесчисленные разрозненные свидетельства, в частности, некоторые письма Адама Йоханна к различным исследователям в интересующих его областях, которые также находятся в частных архивах.

Весьма убедительным источником сведений о кругосветном плавании 1803–1806 гг., дополняющим уже опубликованные описания, в том числе и путевые записи самого Крузенштерна, служит, например, в высшей степени интересный и информативно насыщенный дневник лейтенанта Германна фон Левенштерна (HermannvonLöwenstern). О том, что такой дневник существует, было известно давно[10], но лишь в книге Э. ф. Крузенштьерна впервые вводятся в научный оборот содержащиеся в нем сведения. дневниковые записи Г. ф. Левенштерна, в частности, полностью подтверждают и могли бы существенно расширить анализ и освещение принципиального и глубокого конфликта между И.Ф.Крузенштерном и Н.П.Резановым на борту парусника «Надежда» во время кругосветной экспедиции, изложенные в недавно опубликованной статье А.Постникова и Д.Иванова «Одна "Надежда" на двоих»[11]. Обнаруженные авторами в архивах важные материалы, в частности путевой дневник старшего офицера судна лейтенанта М.И.Ратманова, позволили им «пролить некоторый свет» на сущность произошедшего и более справедливо оценить неблаговидную роль в этой конфликтной ситуации камергера Н.П.Резанова. Сам Э. ф. Крузенштьерн в последние годы своей жизни очень болезненно воспринимал некоторую, с его точки зрения, односторонность в оценке событий на борту «Надежды».

Первая биографическая работа о Крузенштерне была опубликована в 1879 г. Теодором фон Бернарди[12]. Теодор фон Бернарди знал Крузенштерна, еще будучи совсем молодым человеком, при весьма драматичных обстоятельствах он стал его зятем, мужем старшей из дочерей – Шарлотты, родившейся в Ассе в 1816 году. Шарлотта и Теодор фон Бернарди были помолвлены уже в течение длительного времени, но по настоятельному желанию отца ожидали, пока профессиональное и имущественное положение жениха не станет достаточно прочным. Однако незадолго до смерти Крузенштерн, опасаясь, что может не дожить до свадьбы дочери, назвал днем бракосочетания 7 августа 1846 года – сороковую годовщину возвращения из кругосветного плавания. ввиду тяжелого состояния отца свадьба вновь была отложена и состоялась лишь за день до его смерти. Авторомодной из последних биографий знаменитого мореплавателя является российский историк В.М.Пасецкий[13]. Именно В.Н.Пасецкому принадлежит заслуга обнаружения писем, адресованных Крузенштерну английскими полярными исследователями, а также его собственных писем к графу Николаю Румянцеву, министру торговли, министру иностранных дел и канцлеру при Александре I.

Адам Йоханн фон Крузенштерн появился на свет в родовом эстонском имении Хаггуде в 1770 г., когда русский флот под командованием адмирала С.К.Грейга[14], шотландца на русской службе, разгромил в Чесменском сражении турок, а Джеймс Кук отправился в свое первое кругосветное плавание. Хаггуд был одним из самых маленьких, довольно бедных рыцарских поместий с неплодородными землями. Дед Крузенштерна, шведский офицер Эверт Филипп, проведя после окончания Северной войны (1700–1721)двадцать два года в сибирском плену, вернулся на разоренную землю и посвятил остаток жизни восстановлению разрушенного хозяйства. Более или менее ожившее родовое гнездо он оставил свому старшему сыну, Йоханну Фридриху, отцу Крузенштерна. Финансовое положение семьи было трудным, и отцу приходилось работать управляющим в других поместьях, чтобы прокормить немалое семейство, в котором Крузенштерн был самым младшим, восьмым, ребенком. Когда он родился, старшей из его сестер, Еве Доротее, было двадцать лет. Из пяти братьев и сестер (двое умерли в младенчестве) особенно близок Адаму Йоханну был брат Карл Фридрих. они были погодки, и несмотря на то, что их жизненные пути сложились по-разному и жизненные интересы кардинально различались (Карл Фридрих жил в Хаггуде многотрудной рутинной жизнью мелкого землевладельца, отягощенного невероятно большим семейством – молва приписывала ему двадцать восемь детей от двух браков), братья были дружны в течение всей жизни и до последних дней регулярно переписывались.

Очень скромный быт и экономный образ жизни семьи нельзя считать лишь следствием трудностей восстановительного периода. Таковы были и традиционные обычаи страны. Они предписывали умеренное существование и незатейливый быт, царившие за немногими исключениями в эстонских поместьях. Собственное хозяйство давало все необходимое для повседневного питания и изготовления немудреной одежды,

Другие нужные вещи можно было купить у ремесленников или каких-то умельцев из соседнего поместья, и лишь в случае крайней необходимости было принято пользоваться услугами торговцев или мастеров из близлежащего города. Однако когда речь шла об образовании детей, в Хаггуде не экономили. Свидетельство тому – несколько домашних учителей и воспитательница-француженка в семье Крузенштернов.Какова была квалификация домашних учителей? в большинстве случаев это были неимущие студенты – большей частью теологи – из Германии. Некоторые из них, правда, стали впоследствии не только основоположниками прибалтийских пасторскихдинастий, но и известными учеными в университетах Дорпата (Тарту) или Санкт-Петербурга. мальчиков учили дома лишь по программе младших и иногда средних классов, тогда как девочки получали в семье полное образование.

В 1782 г. двенадцатилетний Адам Йоханн вместе со своим братом Карлом Фридрихом поступили (правда, ненадолго – так сложились домашние обстоятельства) в рыцарскую домскую школу в Ревеле (Таллине), весьма уважаемое учебное заведение, история основания которого восходит к концу 13-го – началу 14-го в. Через два года встал вопрос о дальнейшем образовании. Выбор профессии для сыновей эстонских помещичьих семей был приблизительно до конца 19-го в. довольно стереотипным. Один из них вступал во владение отцовским поместьем – в семье Крузенштернов это был Карл Фридрих, другие становились офицерами. Таким образом, выбор профессии для Адама Йоханна означал, собственно говоря, выбор рода войск. Решение оказалось довольно неожиданным – выбор пал на морской кадетский корпус, который был еще не слишком популярен и притягателен для молодых людей. Российский флот был лишен ореола славы, он еще не проявил себя в достаточной степени в дальних морских странствиях, а условия жизни моряков в век парусных судов были довольно жестокими. Борьба со стихиями оказывалась подчас опасней, чем борьба с врагами. С другой стороны, малая привлекательность повышала шансы на продвижение по службе.

Морской кадетский корпус существовал в России уже с начала 18-го в., однако здание, в котором он размещался в С.-Петербурге, в 1771 году сгорело и было заново отстроено лишь двадцать лет спустя. На период строительства корпус был временно переведен в Кронштадт, основанный Петром I в восточной части Финского залива на острове Котлин для защиты С.-Петербурга от непрошеных гостей с моря, и расположился в так называемом Итальянском дворе, одном из самых представительных зданий города. Добраться на корабле до Петербурга или от Петербурга было, правда, по расстоянию вполне реально, но никакого морского пассажирского сообщения не существовало в принципе, и потому гости из столицы были большой редкостью. Лишь спустя два десятилетия паровые шлюпки изменили ситуацию и нарушили изоляцию Кронштадта.

В конце 18-го в. Кронштадт, отличительными чертами которого были почти непролазная грязь и одуревающее однообразие ландшафта, являлся воистину безотрадным местом по сравнению с роскошной столицей. безрадостной и суровой была и жизнь кадетов. Тот факт, что не только руководитель учебного заведения адмирал И.Л.Голенищев-Кутузов, но и некоторые из профессоров не переехали в Кронштадт вместе с корпусом, а, оставаясь в Петербурге, лишь появлялись там время от времени, не мог не сказаться как в попустительстве в образовании и воспитании, так и в ухудшении и без того спартанских условий жизни кадетов. здание, в котором недоставало оконных стекол, отапливали весьма нерегулярно, так же нерегулярно обеспечивали кадетов обмундированием и довольствием. «Даже белье меняли не слишком часто, хотя мальчики носили его днем и ночью, не переодеваясь», – пишет по рассказам тестя Теодор фон Бернарди. Он рассказывает, как в дни смены белья кадеты выпрыгивали по звуку колокольчика из кроватей, мчались в рубашках по коридору, чтобы успеть вбежать в зал и быстро скинуть с себя грязное белье, которое собирал один из унтер-офицеров, проходя вдоль строя. Раздетые кадеты продолжали стоять в строю плечом к плечу, пока другой унтер-офицер не раздавал им чистую одежду»[15]. подробно и обстоятельно о жизни будущих морских офицеров в кадетском корпусе рассказывает Евгений Штейнберг[16]. бесправные кадеты находились в абсолютной зависимости как от учителей и воспитателей, окликавших их исключительно оскорбительными кличками и устраивавших показательные порки по субботам, так и от гардемаринов, учащихся старших курсов, которым они обязаны были повиноваться по первому слову; таким образом, они оказывались между молотом и наковальней.

Крузенштерну было четырнадцать лет, когда он приехал в Кронштадт; он был на два года старше большинства своих товарищей. один из них, будущий участник первой кругосветной экспедиции Ю.Ф.Лисянский, отмечает в своем дневнике той поры, что основными качествами кадета Крузенштерна были обязательность, надежность и отсутствие интереса к обыденной жизни. Зато уже рождались планы исследовать дальние земли и океаны и оказаться однажды на могиле Беринга. «Ничего более интересного, по его мнению, для моряка не существовало».[17]

Именно здесь, в Кронштадте, исчезла из его фамилии буква и или ь, возможно, отчасти потому, что страна, из которой он приехал в Кронштадт, ощущалась в российском сознании скорее как еще вражеская территория, чем как интегрированная составная часть Российской империи. И имя Адам Йоханн превратилось в укороченное русское Иван, позднее Иван Федорович.

Достоверно неизвестно, полагались ли кадетам регулярные каникулы, в частности, в условиях траснспортных возможностей того времени. Но есть сведения о том, что однажды Адам Йоханн получил возможность навестить своего брата Карла Фридриха, который учился в Пажеском корпусе в С.-Петербурге и к моменту встречи уже стал пажем императрицы. Контраст был разительный. «Когда гость вошел, придворный лакей сообщил ему шепотом, что молодой барин еще изволят почивать и он не смеет его будить. наконец, гостя пропустили, и он нашел брата в обитой штофными обоями комнате с натертыми до блеска полами, в божественной кровати под шелковым пологом. Тому как раз подавали в постель чашку шоколада»[18]. учеба в кадетском корпусе продолжалась обычно шесть лет, точнее, три года в качестве кадета и три года в качестве гардемарина. при необходимости гардемарина могли призвать на регулярную службу на флот еще до истечения срока обучения в кадетском корпусе. Именно так случилось с Крузенштерном, когда не прошла еще и половина отведенного ему для учебы времени. России, втянутой новым конфликтом с Турцией в войну на два фронта – с Турцией и Швецией, а для Швеции это была благоприятная возможность восстановить свое могущество в Балтийском регионе, пришлось мобилизовать все имеющиеся резервы. в первую очередь это распространялось на флот. В мае 1787 г. 142 кадета – среди них Иван Федорович Крузенштерн – были до срока произведены в гардемарины, и уже спустя год, в мае 1788-го, Крузенштерн покинул кадетский корпус, будучи семнадцати лет от роду и едва проучившись три с половиной года.

На первом же месте службы – линкоре «Мстислав», лучшем линейном корабле того времени – судьба свела его с одним из замечательных морских офицеров, 27-летним капитаном судна Григорием Ивановичем Мулавским, внебрачным сыном графа Чернышева. именно Мулавскому предстояло возглавить задуманную еще при Екатерине II кругосветную экспедицию[19], для которой предполагалось снарядить эскадру из пяти кораблей. Война внесла свои коррективы в этот план, подготовка экспедиции была отложена, но идея продолжала жить, и Г.И.Мулавский, который обратил внимание на юного гардемарина, пообещал Крузенштерну включить его в число участников будущей экспедиции. А пока его ожидало первое боевое крещение – 28 июня 1788 года Кронштадтская эскадра Балтийского флота вышла навстречу приближающемуся противнику. Крузенштерн отличится в этом первом своем бою, выигранном у шведов ценой больших потерь – более 300 человек убитыми и более 600 ранеными, за отвагу и благоразумие получит первое повышение по службе, но на вопрос Г.И.Мулавского ответит, что это было ужасно[20]. Случилось так, что в этой битве на стороне противника принимали участие четверо его родственников по той ветви семьи, которая оставалась в Швеции: это были молодые офицеры Мориц Соломон, Себастьян, Мориц Петер и Фредрик Вильгельм Крузенштиерны. И.Ф.Крузенштерн, конечно, даже не догадывался об этом, он не мог этого знать, никаких контактов между эстонскими и шведскими Крузенштернами тогда не существовало.

Через год с небольшим, летом 1789 г., во втором морском сражении со шведами неподалеку от острова Ёланд, Крузенштерн потеряет своего командира, ставшего ему другом, капитана Мулавского, а вместе с ним и надежду на скорое осуществление своей юношеской мечты – кругосветного плавания. еще через год – 22 июня 1790 г. – в четвертом и последнем морском бою той войны ему будет дано почетное поручение – подняться на вражеский корабль и взять в плен адмирала Лейонакера. 6 июля 1790 г. 19-летний Крузенштерн за проявленное в сражениях мужество был произведен в лейтенанты.

Возмужавший за два года войны и закаленный в тяжелых морских боях, молодой офицер получил некоторую передышку – «Мстислав» требовал основательного ремонта. И эту передышку Иван Федорович использовал для того, чтобы пополнить свои знания, которые он не получил вследствие раннего выпуска из кадетского корпуса. Основное внимание уделялось при этом языкам – английскому и французскому – как ключу в большой мир; конечно, астрономии и географии, затем также латыни. Через много лет в письме к сыну Павлу (от 24 января 1828 г.) он напишет: «У меня была возможность выучить латынь в Домской школе, где был превосходный учитель, но я этого не сделал, потому что мне внушили, что латынь офицеру не нужна. Тысячу раз я сожалел об этом и позднее все же взялся за нее… Почти каждый английский офицер знает латынь, как вообще в Англии не может считать себя образованным человек, ею не владеющий»[21]. И.Ф.Крузенштерн относился к Англии с большой любовью, ему были близки образ жизни англичан, отличающая их внутренняя сдержанность; он всегда оставался верным поклонником туманного Альбиона, что, впрочем, никак не умаляло его искренних патриотических чувств по отношению к России. теперь, после гибели Мулавского, дорога в большой мир виделась ему несколько иной: по существовавшему между Россией и Англией соглашению российские офицеры могли, выражаясь современным языком, пройти стажировку на английском флоте, самом передовом и совершенном в то время, плавая на наиболее современных судах. 1 ноября 1793 г. английский корабль «FannyofLondon» принял на борт 16 молодых российских офицеров, отправлявшихся служить в Англию. среди них были Иван Крузенштерн и его однокашник по кадетскому корпусу Юрий Лисянский, также принимавший участие в войне со Швецией.

Первое знакомство с большим миром продолжалось без малого 6 лет (он вернулся в Петербург в октябре 1799 г.). За это время Иван Крузенштерн дважды поднимался в Портсмуте на борт английского судна. 4 мая 1794 г. на фрегате «Thetis» под командованием капитана Кохрейна (Cochrane) он отправился в Северную Америку. Задачей английских моряков, которые в любых морских просторах чувствовали себя полными хозяевами, была охота по всему Восточному побережью Северной Америки за французскими торговыми судами и, конечно, военными кораблями сопровождения. В условиях борьбы за новые территории и учитывая очевидные профранцузские и откровенно антибританские настроения в Соединенных Штатах, дело это не только считалось славным, но было и довольно прибыльным. Крузенштерн оказался единственным офицером на борту, свободно говорившим по-французски, и имел успех в качестве переводчика на переговорах с пленными французами. Известно, что причитавшуюся ему за участие в захвате французских кораблей долю – она составила 100 фунтов – он отдал в пользу команды, которая, как правило, не принимала участия в дележе добычи. В архиве сына Крузенштерна Павла сохранились анонимные записки, по-видимому, одного из участников этого похода. В них, в частности, говорится: «Офицеры жили в этих условиях исключительно настоящим моментом… Иначе вел себя Крузенштерн; его пытливый ум сумел и в таком окружении найти возможность для серьезных занятий; он оставил тома рукописей – самых разноообразных работ, написанных на борту "Thetis"»[22].

У берегов Канады корабль сел на мель, он требовал основательного ремонта. Это обстоятельство предоставило Крузенштерну некоторую свободу, которой он воспользовался, чтобы познакомиться с Соединенными штатами, страной, совсем недавно обретшей независимость и переживавшей период бурного развития. Он отправился в Нью-Йорк, а затем в Филадельфию, тогдашнюю столицу, где был принят первым президентом Соединенных Штатов. Джордж Вашингтон предложил молодому офицеру даже принять участие в создании американского военного и торгового флота. Но поскольку это предложение не было непосредственно сопряжено с возможностью продолжить плавание в Юго-Восточную Азию, а именно туда стремился Крузенштерн, оно его не заинтересовало, и он отказался.

12 сентября 1796 г. Крузенштерн и Лисянский вернулись на фрегате «Cleopatra» в Англию, а 16 марта 1797 г. на линкоре «Reasonable», которому предстояло сопровождать восемь судов Ост-индской компании, Крузенштерн отплыл из Англии в Южную Африку в надежде найти какую-то возможность направиться оттуда дальше, в сторону Юго-Восточной Азии. Ему повезло, он нашел судно, отправлявшееся в Калькутту. Правда, Лисянский и еще один его товарищ, Баскаков, которые первоначально тоже собирались отправиться туда вместе с ним, отказались от своего намерения и пытались отговорить Крузенштерна: фрегат «Oiseau», кстати, захваченный англичанами у французов, имел репутацию судна не очень надежного.Но Крузенштерн был тверд в намерении использовать малейшую возможность для достижения поставленной им задачи. до цели своего путешествия – Мадраса и затем Калькутты – «Oiseau» все-таки добрался, но, как выяснилось затем в ремонтном доке, добрался лишь по благосклонности судьбы. В корпусе судна обнаружилась огромная пробоина, из которой торчала каменная глыба, практически перекрывавшая воду. Если бы во время плавания этот камень выпал из корабельной стенки, судно за считанные минуты ушло бы под воду. трудно в это поверить, но свидетелем невероятной истории была вся Калькутта.

Крузенштерну удалось побывать и в Макао, португальской колонии в Китае, куда он особенно стремился, тем более что Китай оставался terraincognita практически для всего мира, не только для России. Правда, перед этим мореплаватель перенес тяжелейшую тропическую лихорадку в Малакке. Два месяца он лежал на голом полу в одной из малайских больниц, пока, на счастье, его не нашли английские друзья. Они и помогли Крузенштерну после выздоровления добраться до Кантона.

Не только (и не столько) страсть к приключениям влекла Крузенштерна вдальние земли, и в частности в Юго-восточную Азию, сколько идея создания для России морского торгового пути, которая уже овладела его умом. Здесь, в Макао, он видел, как оживленно шла торговля, которая находилась почти исключительно в руках Ост-Индской компании, а также португальцев и голландцев. Крузенштерн был свидетелем того, насколько быстро и с какой огромной выгодой на его глазах был распродан груз меха, доставленный с берегов Аляски 100-тонным бригом. В то время как торговый путь из Москвы или Петербурга в Америку через Сибирь протекал тогда примерно следующим образом: по весне из одной или другой столицы купцы отправлялись на восток; в июне перебирались через Волгу, в июле – через Урал, в августе – через Обь. Переправивишись через Енисей, с первым снегом добирались до Иркутска, здесь приходилось ждать, пока зима не войдет в силу, тогда санным путем вверх по Лене и к январю – в Якутске. Тайга зимой недоступна, опять приходилось ждать, пока не растает снег и не пройдут весенние паводки, и лишь в июне – снова в путь; в августе добирались до Охотска и лишь в сентябре – до Камчатки. На Камчатке нужно было перезимовать, чтобы лишь следующим летом отплыть в Америку.

В Макао Крузенштерн не только еще раз убедился в том, сколь важно как можно скорее превратить Россию в морскую державу; для него стала совершенно очевидной и безотлагательной необходимость преобразований в Морском кадетском корпусе: во-первых, в нем должны получать хорошее разностороннее образование и соответствующую подготовку не только будущие военные моряки, но и моряки торгового флота, который еще предстояло создать, и, во-вторых, здесь обязательно должны учиться как дворянские дети, так и дети представителей других, «менее благородных» сословий. Когда в 1827 г. он станет директором Морского кадетского корпуса, то приложит много усилий к тому, чтобы усовершенствовать – расширить и модернизировать – учебный процесс, также немало будет способствовать развитию нравственной, духовной стороны жизни учащихся. «Я без всякого стеснения делаю то, что на мой взгляд представляется необходимым для оздоровления этого учреждения», – пишет он Хорнеру 4 апреля 1827 г.[23]. И далее там же: «Мое основное стремление – воздействовать на нравственное сознание доверенных мне молодых людей, которое находится в большом упадке. Я доволен результатом моих усилий, а именно тем, что мне удалось не прибегать к физическим наказаниям. Моя следующая задача – воспитание образованием: император дал мне право приглашать лучших учителей». Самым важным нововведением была организация так называемого офицерского класса, предполагающего для наиболее способных и отлично успевающих кадетов двухлетний курс обучения по углубленной программе. Программа включала в себя, в частности, физическую географию, картографию, высшую математику, физику, а также русскую литературу и иностранные языки. Выпусники, успешно сдавшие экзамен, получали звание лейтенанта, которое обычно присваивалось через четыре года.

Вернулся в Петербург Крузенштерн уже в чине капитан-лейтенанта. Однако тот чрезвычайно богатый и разносторонний опыт, который молодой офицер обрел за эти годы и не только в собственно морском деле, хотя и вызвал живой интерес в его профессиональной среде, но не нашел того применения, на которое мореплаватель рассчитывал. Он получил должность командира небольшого корабля[24] в Ревеле (Таллине). служба оказалась не слишком утомительной, что позволило ему вплотную заняться своим проектом, в исключительной важности и целесообразности осуществления которого он был абсолютно убежден. Проект был разработан и направлен в военно-морское министерство. Наступила пора ожидания, долгого и изнурительного. Прошли месяцы, прежде чем он получил ответ. Отрицательный ответ от адмирала Кушелева. Тогда он составляет новую записку – Рибасу – и вновь ждет. Иногда наступают приступы депрессии, и тогда хочется бросить все это, выйти в отставку, заняться сельским хозяйством или стать учителем в Домской школе. Однако умение ждать и вера в то, что его долготерпение будет вознаграждено, оказываются все же сильнее и в конечном счете побеждают.

Если государственная власть и непосредственное морское начальство не проявили заметного интереса к идеям и проектам Крузенштерна, то в городе Ревеле и округе он пользовался повышенным вниманием в обществе. как весьма желанный жених. Ему было почти 30 лет и пора было подумать о собственном доме. Несмотря на не очень завидное материальное положение[25], у него были все возможности составить себе блестящую и богатую партию. выбор Ивана Федоровича, однако, пал на 20-летнюю Юлию фон Таубе, сироту и бесприданницу, воспитывавшуюся в семье старшего сводного брата Отто Генриха. Ее мать умерла при родах, отец – за несколько лет до ее замужества. Брат мечтал выдать ее за богатого помещика, но Адам Йоханн фон Крузенштерн проявил настойчивость, подкрепляемую убедительной взаимной склонностью. Юлия обладала и умом, и чувством, получила в семье гуманитарное образование, в соответствии с духом времени была знакома с философским учением Иммануила Канта, увлекалась литературой и искусством. Интересно проследить эволюцию отношения Юлии к жениху по тому, как она подписывает свои к нему письма: «Ваша преданная служанка» (18 сентября 1800 г.), «Ваша верная подруга» (30 января 1801 г.), «Ваша нежно Вас любящая Юлия» (23 марта того же года). Свадьба состоялась 14 сентября 1801 г. в Ерваканте (Jerwakant), имении брата Юлии.

Это был брак по взаимной любви, счастливый брак, большая редкость во времена, когда в основе заключения союза двух сердец лежала нередко совсем не взаимная склонность, а причудливо переплетающиеся экономические, сословные, династические и другие интересы. Через несколько лет, в то время когда кругосветная экспедиция, руководимая Крузенштерном, будет находиться далеко от их дома, у берегов Японии, и там попадет в страшный шторм, Юлия напишет ему: «Для сердца, обладающего чувством, обычный брак – несчастье. Какая это малость, когда приходится жить лишь терпением и лишь из чувства долга быть принужденным оставаться верным своим обязательствам – ах! насколько все у нас с тобой иначе»[26]. Без малого полвека они будут вместе, в семье будет шестеро детей – четыре сына и две дочери (еще одна девочка родится в 1810 г. мертвой).

Тем временем лед тронулся, воцарение Александра I оживило экономический интерес к проекту Крузенштерна, тем более что этот интерес разделяла Русско-Американская компания, а император сам являлся ее акционером. Было решено готовить экспедицию. Руководство первым кругосветным плаванием, а также всем процессом подготовки к нему, включая разработку маршрута, подбор команды и приобретение кораблей, император поручил Ивану Федоровичу Крузенштерну. Решение Александра I оказалось неожиданным не только для ближайшего окружения императора, но и для Русско-Американской компании, которая намеревалась использовать в этой роли английского офицера по имени Мак Мастер (MacMaster)[27]. Но более всех, по-видимому, был удивлен внезапной переменой и новым назначением, превосходившим его самые смелые мечты, сам Крузенштерн. То, к чему он столько лет стремился, о чем мечтал, то, к чему он так долго, трудно, но упорно и последовательно шел, обрело, наконец, черты реально осуществляемого намерения. Правда, в тот момент, когда Крузенштерн менее всего был готов к разлуке на годы со своей семьей, к разлуке, которая тогда в силу опасности и трудностей предполагаемого плавания легко могла стать разлукой навсегда, а возможность письменного общения практически сводилась к нулю. На годы. Официальное разрешение на разработку планов первой русской кругосветной экспедиции было дано 7 августа 1802 г., а спустя 9 дней в семье родился первенец, сын Отто, и Крузенштерн, занятость которого практически не оставляла ему времени для семьи, оказался перед трудным выбором: «я как раз намеревался оставить службу, чтобы прожить свои дни, наслаждаясь ничем не омрачаемым семейным счастьем. Однако министр объявил мне, что они рассчитывают на мое согласие, поскольку в ином случае мой проект останется неосуществленным. Я был обязан принести моему отечеству жертву, и я ее принес. Я решился на путешествие и тем доставил много горя и страданий моей несчастной жене. Тысячи раз потом я упрекал себя в этом»[28]. Семье Крузенштерна была оказана существенная финансовая поддержка – ежегодное содержание в сумме 1500 рублей в течение 12 лет, однако для 22-летней Юлии с грудным ребенком на руках, у которой к этому времени не осталось никого из близких родственников (ее сводный брат Отто Генрих умер вскоре после их свадьбы), предстоящая разлука обещала быть тяжелым испытанием.

Начался длительный и многотрудный подготовительный процесс, частью которого должно было стать приобретение подходящих кораблей. Двух – как из соображений взаимопомощи в случае опасности, так и в силу необходимости транспортировать большие объемы грузов. Командование вторым кораблем Крузенштерн возложил на Юрия Лисянского. Существует мнение, что этот выбор обусловлен дружескими отношениями между ними. При ближайшем рассмотрении становится очевидным, что у Крузенштерна, по сути, не было выбора. Назначение руководителем такого рода экспедиции с достаточно широкими полномочиями логическим образом должно было сопрягаться с повышением в чине, исходя даже только из практических соображений. Поскольку этого не произошло, Крузенштерн оказался перед следующей проблемой: при подборе команды своего корабля, имея невысокий чин, он не мог брать опытных офицеров более высокого ранга, а лишь исключительно юных лейтенантов, которых, кстати, ему тоже нелегко было найти – он их просто не знал, проведя шесть лет за границей и два в Ревеле. Однако поручить командование вторым кораблем тоже лейтенанту он не мог – законы подчинения на флоте требовали наличия у командира более высокого звания. Крузенштерн был вынужден искать офицера равного ему ранга, которому мог доверить этот пост, на которого мог положиться. А это был только Юрий Федорович Лисянский, соученик по кадетскому корпусу и товарищ по службе на английском флоте. Тот понимал ситуацию и поэтому мог себе позволить ставить условия, одним из которых был абсолютно самостоятельный подбор корабля и команды. Подходящих для такого плавания судов в России не было, их нужно было приобретать за границей, поэтому Крузенштерн, не имея возможности оставить надолго свой «капитанский мостик», поручил приобретение обоих судов Лисянскому. Тот отправился в Гамбург в сопровождении директора Русско-Американской компании, финансировавшей эту покупку. В Гамбурге их уже ожидали два корабля общей стоимостью 70 000 руб. Но Лисянский решил посмотреть другие суда и поехал в Лондон, где приобрел два требовавших ремонта судна водоизмещением 450 и 370 тонн на сумму 230 000 руб. + 30 000 руб. стоимость ремонта.

В январе 1803 года Крузенштерн оставил службу и переехал с женой в Петербург. Маленького Отто пришлось оставить в Ревеле, что стало первым горьким предзнаменованием надвигающейся разлуки. В феврале 1803 года пришло из Лондона известие о покупке кораблей, можно было набирать команду. По мнению Крузенштерна, она должна была состоять не из английских, как тогда было принято, а из русских матросов, причем исключительно добровольцев. Таково было одно из предварительных условий руководителя экспедиции. Добровольцев оказалось много, что позволило провести достаточно тщательный отбор. Всем матросам было назначено денежное содержание в сумме 120 руб. на человека в год – решение для того времени довольно неожиданное. Кроме того, Крузенштерном были детально проработаны все бытовые аспекты предстоящего плавания: от обеспечения матросов нательным бельем и одеялами до организации досуга. Большое внимание уделялось питанию и обеспечению питьевой водой. В то время не только не существовало холодильных камер, а процесс консервирования продуктов находился еще в стадии разработки[29], сами возможности пополнения запасов провианта и питьевой воды по пути следования кораблей были нередко по разным причинам крайне затруднены. Спасибо графу Бертолету из Савойи, который открыл адсорбирующую функцию угля. В Копенгагене по распоряжению Крузенштерна все бочки для воды были обожжены изнутри до такой степени, что стенки оказались обугленными. Привкус угля в воде, конечно, оставался, но зато она не портилась, как обычно, через две-три недели.

Как известно, для Крузенштерна было равно важно проложить морской путь для России в Америку и выполнить определенную программу научных исследований. Научную часть программы экспедиции официальная инструкция упоминала лишь вскользь, т.е. исследования предполагалось проводить только в тех случаях, когда это позволят время и обстоятельства. Первоначально для научных целей планировалось взять двух студентов, и лишь усилиями и поддержкой министра коммерции графа Н.П.Румянцева, очень много сделавшего для того, чтобы эта экспедиция состоялась, вместо них были приглашены двое довольно известных ученых – молодой астроном д-р Йоханн Каспар Хорнер[30] (1774–1834) из Цюриха (по мнению Крузенштерна, а также и Лёвенштерна, д-р Хорнер оказался одним из самых симпатичных и легких людей на борту парусника «Надежда») и уже известный своими публикациями врач и естествоиспытатель д-р Вильгельм Готтлиб Тилезиус (1769–1857) из Мюльхаузена в Тюрингии; Тилезиусу уже доводилось принимать участие в одной морской естественнонаучной экспедиции в Португалию в 1795/96 г.; ради участия в кругосветном плавании он отказался от должности профессора в Москве. И Хорнер, и Тилезиус должны были подняться на борт в Копенгагене, где к ним совершенно неожиданно присоединился еще один врач и естествоиспытатель д-р Георг Хайнрих фон Лангсдорф[31] (1774–1852) из Вельштейна в Рейнгессене, желавший любой ценой стать участником экспедиции.

Для Крузенштерна особый интерес представляла географическая наука, он бы в высшей степени заинтересован в том, чтобы дополнить и откорректировать географическую карту, на которой в то время можно было увидеть много неожиданного. Так, целый континент – Антарктика – отсутствовал вовсе, другой континент – Австралия, – хоть и был открыт около 200 лет тому назад, но оставался совсем неизученным белым пятном, Северная Америка была соединена перешейком на западе с Чукоткой, т.е. с Азией, а на востоке – с Гренландией. На карте России было немало островов, открытых некогда одними исследователями и не обнаруженных впоследствии другими…

Неожиданное для Крузенштерна решение о том, что на его корабле отправится для установления отношений с Японией специальное посольство, во главе которого назначен камергер Н.П.Резанов, впоследствии привело к очень сложным и конфликтным ситуациям на борту парусника «Надежда»; они освещены, в частности, в упомянутой статье А.Постникова и Д.Иванова. Вместе с десятью членами посольства и пятью японскими моряками, потерпевшими некогда кораблекрушение, которых теперь российское правительство решило в виде подарка вернуть Японии, на борту «Надежды» находилось 62 члена команды и несколько пассажиров, направлявшихся на Аляску, – всего 85 человек. На борту второго корабля – «Невы» – было 55 человек. О том, насколько «плотным» было расселение команды, посольства и пассажиров на «Надежде», свидетельствует тот факт, что Крузенштерну пришлось делить свою каюту с посланником.

Первая кругосветная экспедиция под российским флагом началась 26 июля 1803 г. Запись в дневнике Левенштерна: «26 июля – после долгих дней нетерпеливого ожидания между 9 и 10 часами утра установился, наконец, попутный ветер и якоря были подняты».

Автор книги считает, что Крузенштерну, человеку, повидавшему мир в своих прежних путешествиях, во время кругосветного плавания удалось увидеть совсем не так много, как можно было бы предположить, он приводит следующие статистические данные: за три года плавания экспедиция 395 дней видела только воду, 192 дня находилась в японском плену. 11 раз (или примерно столько) корабль бросал якорь у чужих берегов, эти стоянки составили в общей сложности более 300 дней, из них 127 дней приходятся на Камчатку, 81 – на Макао, 45 дней экспедиция провела в Бразилии, 48 – в европейских портах и 24 дня в разных других местах. Недостающие в этой статистике дни приходятся на плавание в зоне видимости суши, когда можно было хотя бы через подзорную трубу разглядеть берег.

О плавании много написано, ход его отражен во многих документах – дневниках, путевых журналах, путевых записках. Достаточно подробно и обстоятельно прослеживается кругосветное плавание и в книге Э. фон Крузенштьерна (ему посвящено около 150 страниц). В данной статье уместно лишь проиллюстрировать имеющиеся описания отрывками из дневниковых записей и выдержками из писем непосредственных участников процесса.

Начало плавания ознаменовалось некоторыми неприятными событиями. 12 августа у берегов о. Готланд упал за борт «Невы» и утонул матрос. Он считался хорошим пловцом, и лодку за ним спустили тотчас, но спасти не удалось. На «Надежде» произошло несколько краж, в том числе пропали золотые часы и золотая табакерка. В это же время произошло первое столкновение гвардейского офицера графа Федора Толстого, человека взрывного темперамента, с камергером Николаем Резановым.

8 сентября 1803 г. корабли покинули Копенгаген, и в ту же ночь яростный шторм остановил на несколько дней их продвижение вперед. Левенштерн записывает в своем дневнике: «Повсюду бесконечные стоны и рвота. у Ратманова тоже началась морская болезнь, мне приходится стоять за него вахту. Невозможно без боли видеть то, что творится в каютах: все лежат вповалку друг на друге, едва кто-то из пассажиров пытается подняться на палубу, от ужаса перед бушующей стихией он едва не теряет сознание. В кают-компании тишина, стол свободен. Состояние пассажиров уже начинает тяготить. Мы, моряки, немного крепче».

Наконец, Европа осталась позади, нужно было создавать какой-то микроклимат для многомесячного сосуществования на очень ограниченном пространстве. За капитанским столом в кают-компании обедали двадцать человек, среди них пять лейтенантов, штурман Каменщиков, д-р Хорнер, д-р Еспенберг, д-р Лангсдорф, д-р Тилезиус, двое юных кадетов фон Коцебу, племянников Крузенштерна, и камергер Резанов с шестью представителями его свиты. Было решено, что каждый из сидящих за столом понедельно будет отвечать за качество обеда и его смету. Поначалу капитан тоже входил в число «дежурных», но был освобожден после первого же дежурства – предложенный им плов с рисом не был оценен по достоинству, и капитана более не привлекали к дальнейшему участию в этом процессе.

Каюты были очень маленькие, и кают-компания служила поэтому не только столовой, но и неким подобием клуба, здесь читали, писали, рисовали, беседовали, играли в шахматы, мюле[32], карты; учили и учились, причем не только кадеты. Резанов учил японский язык, надворный советник Фоссе – английский, майор генерального штаба Фридеричи – французский, а д-р Хорнер – русский.

Иногда музицировали, и на достаточно хорошем уровне. В число музыкантов корабельного оркестра входили Ромберг – первая скрипка, Резанов – вторая скрипка, Тилезиус – контрабас, Лангсдорф – альт, Фредеричи – первая флейта, Хорнер – вторая флейта. Предполагается, однако, что в этом составе оркестр выступал недолго, поскольку вторая флейта, как известно, очень скоро стала вносить диссонанс.

На каком языке общались за столом и на борту? Левенштерн, который достаточно подробно прослеживает все интриги, столкновения, раздоры и смуты на борту, не упоминает о каких-либо языковых проблемах. естественно предположить, что все официальное общение шло на русском языке, а в приватных беседах использовали тот язык, который был наиболее близок. «Мы говорили с Хорнером о наших раздорах», – пишет Левенштерн, «и пришли к выводу, что нигде люди не накапливают столько вражды по отношению друг к другу, как это бывает на корабле. Однако в открытом море эти раздоры не могут быть длительными, слишком накрепко мы прикованы друг к другу». Конечно, сегодня трудно себе представить, что экспедиция в течение первых полутора лет не имела никаких сведений из дома, поскольку на Камчатке, где участники надеялись получить первую почту, она их, как это ни обидно, не ждала. Однако те разногласия, о которых он писал, к сожалению, продолжались долго и подчас доходили до драматических высот. Речь идет о поведении Резанова на борту парусника во время плавания.

Левенштерн дает на страницах своего дневника в целом довольно нелицеприятные характеристики товарищам по путешествию. будучи весьма многословным и бесцеремонным в отношении многих, он поначалу на удивление мало, т.е. практически ничего, пишет о капитане корабля и руководителе экспедиции. Но там, где записи касаются Крузенштерна, тон их сразу меняется. Так, в одном месте он пишет: «Все рады, все довольны, поскольку Крузенштерн опять здоров». Правда, болезнь Крузенштерна продолжалась всего один день, но этого было достаточно, чтобы команда испытала на себе активность Резанова. Далее читаем: «Капитану Крузенштерну можно поставить в вину только его слишком большую доброту и любезность. Наш капитан настолько снисходителен к нашим матросам, что в этой откровенной доброте его слабость». Отсутствие физических наказаний на «Надежде» было большой редкостью для того времени. Кроме того, офицерам казалось слишком мягким поведение Крузенштерна по отношению к Резанову и его свите, хотя они и пытались понять всю сложность положения своего капитана. Левенштерн: «Только проявляя уступчивость, здесь можно сохранить спокойствие. Об этом Крузенштерн просил и нас, а для нашего капитана мы готовы на все». Таково же мнение д-ра Хорнера (из письма к его учителю фон Цаху[33] от 28 октября 1803 г.): «У нас на корабле, в нашем обществе царит беспрестанная радость и душевный подъем, и мы благодарим небо, пославшее нам капитана, который качествами своего ума и широтой сердца завоевал безусловную любовь всех. С полным правом поставлен он над нами, потому что его преимущества его над нами возвышают. Его познания в астрономии, любовь и интерес к ней удваивают мою любовь к нему, и я надеюсь, мой дорогой учитель, что при его поддержке я сумею сообщить Вам нечто новое и интересное».

Во время стоянки в Бразилии Левенштерн отмечает в своем дневнике: «Ничто больше не доставляет нам радости! Неприятности, которые мы терпим от Резанова, делают нас невосприимчивыми ко всему тому, что могло бы обрадовать». Ипримерно в это же время: «Император будет удивлен, получая из Бразилии так много прошений. Резанов пишет, а капитан просит защиты и справедливости. И графу Федору Толстому придется хорошо ли плохо ли оправдываться. Из того, что Резанов будет доносить на нас всех, он тайны не делает, это в его характере, черт его побери! Крузенштерн вчера показал мне письмо или прошение, которое он решил отправить императору. Только бы император его получил!» Опасность, что почта не дойдет до адресата, была вполне реальной, ведь письма пересылались только с оказией, в которой никогда нельзя быть уверенным до конца. В семейном архиве Крузенштернов хранится секретное письмо И.К.Хорнера (он называет его Geheimbericht «секретный отчет») фон Цаху, посланное из Бразилии 28 января 1804 г. в нем подробно излагается сложившаяся на корабле ситуация. Вот отрывки из этого отчета: «Вашим мужественным рукам я хочу предать следующее сообщение, чтобы дать прибежище истине и защиту гласности, если противоборствующие обстоятельства или интриги попытаются погубить честь справедливого дела… Путешествуя по Англии, я имел возможность узнать мелочный характер этого человека (Резанова. – Е.Н.), который поднялся от писца до камергера. Теперь выяснилось, что он не по слабости характера дурен, а по сущности своей. Еще прежде, чем мы достигли Тенерифе, он попытался выступать в качестве единственного руководителя экспедиции и прикладывал все усилия, чтобы восстановить наше общество против капитана. Крузенштерн, терпение которого не беспредельно, постарался с ним мягко объясниться, тогда тот достал обманным путем полученное от императора распоряжение, которое он по справедливости должен был бы предъявить в Кронштадте… Крузенштерн объяснил, что император был введен в заблуждение и что он ему напишет в Петербург и пожалуется на то, что его чести нанесен ущерб. Тогда посланник стал просить у капитана прощения и уговаривать его не писать об этом в Петербург, что миролюбивый Крузенштерн пообещал и слово свое сдержал.

Сам же Резанов тем временем не упускал возможности пересылать свои кляузы… Позже он поделился с графом Толстым коварными планами о том, как в будущем он наведет другие порядки и как он надул Крузенштерна…

В моей вере в конечную победу добра над злом мне помогает мой добрый нрав, я сочувствую нищим духом и смеюсь над ними. Но за Крузенштерна, которого это затрагивает острее и жестче, все наиболее порядочные из нас очень переживают. Слишком большое напряжение не может не повредить здоровью этого достойнейшего человека. За все, что я здесь написал, отвечаю Вам своей совестью и честью».

На пасху 1804 г. Левенштерн, вспоминая о роскошных и обильных празднествах на суше, записывает в своем дневнике: «Никому, кто не научился терпеть лишения, я не советую совершать путешествие вокруг света». А капитан в это же время делает всем на борту щедрый подарок – Левенштерн называет его более дорогим, чем все прелести пасхального стола на родине: каждый получает дополнительную кружку тухлой воды. Решиться на широкий жест капитану было тем легче, что на горизонте показался край суши, а значит, надежда пополнить строго лимитируемые запасы. Левенштерн замечает в другом месте, что «Крузенштерн имел обыкновение награждать денежной премией того, кто первым увидит землю»[34].

Несколько раньше, 26 января 1804 г., в далеком Хаггуде, живя в чужом доме, Юлия пишет мужу: «…Сегодня исполнилось полгода с того страшного дня, который нас разлучил – я никогда его не забуду! Сколько страданий принесли нам эти шесть месяцев! навстречу каким опасностям Вы стремились! Боже! Сейчас, может быть, сейчас Вы находитесь у мыса Горн, Вы надеялись в этом месяце там оказаться. Слезы мешают мне продолжать…» В сентябре этого же 1804 г. Юлия пишет: «Сегодня, мой дорогой Крузенштерн, наступил день, который три года назад принес нам счастье… Мне кажется, что прежде я жила лишь наполовину. Но только с тех пор, как я люблю Вас, с тех пор, как называю Вас моим, нас сразу разлучили… День, который нас вновь соединит, будет еще прекраснее, чем тот, 14 сентября (день их свадьбы. – Е.Н.)… без этой надежды где бы мы нашли мужество вынести день сегодняшний». И только через полтора года, 14 декабря 1804 г. она получит от него первое известие: «О, мой любимый Крузенштерн, у меня письма от Вас с Камчатки! Вы живы, Вы здоровы! Позавчера я получила эти письма, но еще не могу поверить своему счастью, язык не слушается и нет слов, которые могут это выразить – письма с Камчатки!.. Я наполовину утратила рассудок… оглушена нежданным счастьем, лишь к одной и той же мысли возвращаюсь постоянно – Вы были на Камчатке, Вы прошли мыс Горн, ах, мой боже, как я тебе благодарна…

Боже мой! Как изменилось вся жизнь вокруг меня с позавчерашнего дня; правда, все еще по-прежнему – мы разлучены. Чудовищное пространство лежит между нами, мне придется еще полтора года жить вдали от Вас, только теперь у меня есть надежда, мужество и вера. Я буду вознаграждена за все»[35].

Спустя еще почти полтора года, в апреле 1806 г., Левенштерн записывает в своем дневнике: «Отплывая, никто из нас не отваживался думать о возвращении. После прибытия на Камчатку говорили о том, что, если мы вернемся сюда из Японии, половина нашего путешествия будет завершена. По пути с Сахалина мы считали еще годы, из Китая – месяцы, а теперь уже недели, и не успеем оглянуться, как бросим якорь в Копенгагене, а оттуда останется считать только дни. Я мог бы, и многие из моих товарищей думают так же: если бы сразу после нашего возвращения представилась возможность совершить путешествие вокруг света во второй раз, тотчас же сказать "да" и спустя три дня после завершения первого путешествия отправиться во второе».

2 августа 1806 г. «Надежда» встала на якорь на копенгагенском рейде. Последние дни экспедиции порадовали участников экспедиции впервые за долгое время «цивилизованной» едой. В дневнике Левенштерна читаем: «На обед нам дали свежий картофель и кашу! Мы, как хомяки, поглощали свежую пищу. На борт притащили столько, словно вновь собирались отправиться в кругосветное путешествие. Мы выкрасили «Надежду» черной и желтой краской. В 10 утра на борт поднялся датский кронпринц со своей свитой… Ванты и фордуны тоже чувствуют приближение к дому, то здесь порвутся, то там… Утром 16 августа вдали появилась Ревельская башня Олаитурм. Ветер стих, и мы остановились за островами Нарген и Вульф… Вечером 17 августа поплыли в сторону Кронштадта. Так как ветер был очень слабый, в 12 часов Крузенштерн, Хорнер и Шемелин отправились в лодке вперед. В 9 вечера мы встали в Кронштадте на якорь. 20 августа 1806 года с помощью верпа вошли в порт и в 12 час. в канал – таким образом наше путешествие вокруг света было завершено».

Ф.К. фон Цах, внимательно следивший за кругосветным плаванием по письмам Й.К. фон Хорнера, которые он затем публиковал в журнале MonatlicheCorrespondenzzurBeförderungderErd- undHimmelskunde, там же пишет: «…То, что «Надежда» в столь долгом плавании, проходившем отчасти в незнакомых и бурных морях, не потеряла ни одного человека из своей команды, является особой заслугой Крузенштерна, тем более что для русских это было первое кругосветное плавание. Вряд ли мы поверим, что любая другая из самых знаменитых морских держав может привести подобный пример во время полного обхода вокруг земного шара. Столь же заслуживает упоминания тот факт, что благодаря искусности и внимательности всех офицеров «Надежда» в течение этого очень долгого путешествия не лишилась ни одной мачты, реи или опоры, также не потеряла ни одного якоря или якорного троса»[36].

Результаты экспедиции представлены, в частности, в работе В.Невского[37]. В 1809 г. вышел первый из трех томов русского издания «Путешествия вокруг света», над которыми И.Ф.Крузенштерн работал в 1806–1810 гг. (год спустя 1-й том появился и на немецком языке), в 1812-м –2-й и 3-й тома. В целом, интерес к этой экспедиции в Европе оказался значительно более заметным, чем в России.

Из письма Крузенштерна Хорнеру (от 12 апреля 1808 г.): «Тому, кто знает подробности и детали нашего путешествия, знает, что оно, несмотря ни на что, не закончилось неудачей, а напротив, были осуществлены вещи, о которых лишь у совсем немногих в Петербурге есть минимальное представление, знает о том, что нам удалось в Китае и Японии… что нам посчастливилось достойно справиться со всеми трудностями, что, кроме того, «Надежда» являет собой до сих пор единственный случай в анналах истории мореплавания – за три года не потерять ни одного члена команды, ни вследствие болезни, ни в результате каких-то иных случайностей – тому, возможно, покажется, что все это не произвело должного впечатления на правительство; потому что по-настоящему никто из нас вознагражден не был. Мы получили лишь то, что уже прежде было дано «Неве», и то, чего нас, следовательно, нельзя было лишить, не совершая вопиющей несправедливости».

6 августа 1806 г. И.Ф.Крузенштерну было присвоено звание капитана второго ранга, одновременно с Ратмановым, который незадолго до этого стал капитан-лейтенантом. Судьбы участников плавания сложились по-разному, но ни одному из офицеров не удалась яркая и успешная карьера. Лисянскому было поручено командование императорскими яхтами, деятельность эта приносила ему мало удовлетворения, и в 1809 г. вышел в отставку. С Крузенштерном они более не встречались. Ратманов свыше десяти лет находился на английской военно-морской службе. Спустя 12 лет после первого плавания ему предлагали руководство кругосветной экспедицией, но он был вынужден отказаться по состоянию здоровья. Левенштерн, по всей вероятности, очень скоро вышел в отставку. У него тоже появились серьезные проблемы со здоровьем. Проекты, которыми была полна голова Крузенштерна, легли в стол. У капитана во время плавания сильно ухудшилось зрение (в письмах к жене от 24 ноября и 12 декабря 1805 г. он уверяет ее, что совершенно здоров, только глаза стали очень болеть и он вынужден ограничивать себя в чтении и письме). Впоследствии именно болезнью глаз он объяснял свой отказ возглавить одну из последующих кругосветных экспедиций.

Основной задачей И.Ф.Крузенштерна по возвращении было создание благоприятных условий для жизни его семьи, после всех лишений и мытарств, выпавших на долю Юлии. Перенесенные тяготы сказались и на ее здоровье: до конца дней Юлия страдала от изнурительных и длительных приступов мигрени. В 1807 г. было приобретено имение Коддил неподалеку от Хаггуда, где жил со своим обширным семейством его брат Карл Фридрих. Здесь в этом же году родился второй сын Крузенштернов Юлий. Именно его примет в 1833 г. в Берлине прусский король Фридрих Вильгельм III, который, прочитав 1-й том «Путешествия вокруг света», написал автору 21 апреля 1810 г.: «Господин адмирал фон Крузенштерн… прошу Вас в доказательство моей благодарности (за присланный Крузенштерном 1-й том. – Е.Н.) и признания Ваших славных заслуг и как знак глубокого уважения принять прилагаемые инсигнии моего ордена Красного Орла I степени…»[38] Он называет его адмиралом и потому, что не может предположить, чтобы мореплаватель такого уровня имел более низкий ранг, и потому, что достоинство ордена требовало столь высокого чина. Фридрих Вильгельм III заказал также художнику Ф.Г.Вайчу (1758–1828) картину маслом, изображающую парусник «Надежда» в Петропавловском порту с узнаваемой фигурой Крузенштерна. Эту картину Юлий Крузенштерн видел в кабинете невестки короля Марии Анны[39].

Жизнь в Коддиле оказалась не очень продолжительной (возможно, поэтому биографы Крузенштерна обычно не уделяли внимания этому периоду) и не очень благополучной. Довольно скоро выяснилось, что покупка имения чревата серьезными финансовыми последствиями для семьи. «Постоянно растущее ажио (лаж. – Е.Н.) уже оказало свое разрушительное влияние на мое имущественное положение», – пишет он Хорнеру 11 марта 1809 г., – «с момента неудачной покупки Коддила я потерял 19 000 рублей. Я могу выдержать, самое большее, еще два года, и тогда, если не произойдет какой-нибудь счастливый случай, мне придется всего лишиться»[40]. Счастливым случаем оказалась милость императора, к которому был вынужден обратиться за поддержкой Крузенштерн: «…наконец, я свободен от всех моих бед, связанных с этим имением. Император оказал мне милость… и выкупил Коддил… Он передал мне через министра финансов, что для него большая радость сделать то, что мне будет приятно… и он убежден, что лишь крайняя нужда заставила меня обратиться с просьбой о выкупе имения…» (Крузенштерн – Хорнеру 2 мая 1809 г).[41] Однако стесненные материальные обстоятельства, точнее нужда, сопровождали его в течение всей жизни. Когда в 1813 г. Крузенштерн в рамках подготовки экспедиции по поиску Северо-Западного прохода собирался в Англию, он надеялся взять с собой семью: «В мае будущего года я отправляюсь в Англию, кстати, вместе со всей моей семьей, и, возможно, на несколько лет. Я просил об этом императора; не потому, что надеюсь подлечить там свое зрение, которое катастрофически теряю, более успешно, чем здесь, в условиях долгой зимы, а потому, что для меня важно увидеть в Англии те многие новшества, которые касаются военного флота, и изучить их более основательно, чем я могу это сделать отсюда. Император не только одобрил мою поездку, но и приказал разместить меня при посольстве графа Ливена на весь срок моего пребывания… и я получу свое содержание – 2000 руб. – по соответствующему курсу» (из письма к Хорнеру от 20 августа 1813 г.)[42]. Однако более точные расчеты показали, что этих средств недостаточно для жизни с семьей, и он уехал один, оставив Юлию с четырьмя маленькими сыновьями – в 1809 г. в Ревеле родился Павел, в 1811 г. в С.-Петербурге Эмиль (Платон) – в снятой под Ревелем квартире. В апреле 1815 г. он писал Хорнеру из Лондона: «Что я смогу предпринять по возвращении в Россию, еще не знаю… По всей вероятности, уволюсь со службы… В Петербурге я могу жить с семьей достойно, имея не менее 1200 руб., а мое содержание как капитана (первого ранга – произведен 1 марта 1809 г.) составляет только 900 руб. … Я в долгу перед своей семьей и обязан положить конец той цыганской жизни, которую вел до сих пор…»[43]

Последний период жизни Ивана Федоровича Крузенштерна связан с замком Асс, приобретенным в марте 1816 г., где в том же году родилась старшая дочь Шарлотта, а спустя три года младшая, Юлия. В Ассе Крузенштерн работал над самым крупным и самым значительным своим проектом, над «Атласом Южного моря». Его первоначальный план составления всемирного атласа, в который были бы внесены все моря, встретил резкое сопротивление адмиралитета и остался нереализованным в том объеме, который был задуман автором.

К образованию и воспитанию своих детей Крузенштерн относился с той же мерой ответственности, что и к образованию юных кадетов. Он был очень заинтересованным и требовательным отцом. Вот характеристика, которую он дает своим сыновьям: «Юлий – очень мягкий мальчик, что не позволяет мне ожидать от него многого; по опыту знаю, что таким быть нельзя. Мой Павел, напротив, обещает стать крепышом; уже сейчас он управляет мягким, хотя и старшим Юлием, при этом упрям и не отступает от своих идей, что меня очень радует. Отто не без царя в голове, но чудовищно рассеян и небрежен» (из письма к Хорнеру 27 февраля 1812 г.)[44]. Некоторое время Крузенштерн сам учил детей и, по мнению своего многолетнего друга Августа фон Коцебу, весьма в этом преуспел, хотя Коцебу и пытается несколько смягчить пыл учителя: «Был глубоко потрясен и истинно растроган, когда прочитал, как замечательно Вы учите своих детей, но Вы занимаетесь слишком много! Я утверждаю, что ребенок за пять часов усваивает больше, чем за восемь, ибо внимание неизбежно ослабевает»[45]. Он сам составляет для своих детей учебник географии, а к А. ф. Коцебу обращается с просьбой написать учебник по истории, так же как в 1811 г. просил Хорнера написать учебник по физике для кадетов, поскольку его предшественник на посту инспектора Кадетского корпуса Платон Гамалей, издав книги по математике, навигации и астрономии (что само по себе было большим прогрессом в обучении кадетов), не счел полезным включить в число обязательных предметов курс физики, а, по мнению Крузенштерна, знание физики было абсолютно необходимым для морского офицера.

Еще в 1810 г. Крузенштерн обращается к своему другу Хорнеру с просьбой подыскать для мальчиков домашнего учителя и высказывает следующие пожелания: «1. Чтобы он был родом из французской Швейцарии, тогда преподавание будет вестись на французском языке. И нам (родителям. – Е.Н.) от этого будет польза. 2. Чтобы по характеру он был швейцарцем, а не французом, т.е. порядочным и основательным, а не ветрогоном. 3. Чтобы у него были системные знания. 4. Чтобы он владел латынью. 5. Чтобы его жалованье составляло не более 100 дукатов в год и чтобы он дал обязательство прожить у нас три года»[46].

Хорнер выполнил поручение, о чем Теодор фон Бернарди, ровесник и приятель Отто фон Крузенштерна, упоминает в своих «Юношеских воспоминаниях», где он очень подробно и очень тепло рассказывает об Ассе и его обитателях. Влияние (и обаяние) личности Крузенштерна на юного Теодора фон Бернарди было значительным: «Крузенштерн абсолютно не соответствовал тому распространенному представлению, которое обычно существует о примитивности моряков. Наоборот, он был человеком очень хорошего тона в самом благородном смысле этого слова, изысканные манеры, спокойное и неброское достоинство его обращения отнюдь не являлись проявлением внешнего лоска, как это зачастую видишь в так называемых лицах большого света, его поведение было скорее следствием истинного развития ума и духа, нравственной чистоты и чести»[47]. Юлия, по мнению Бернарди, подкупала «своей красотой, чарующей любезностью обхождения» и «истинной образованностью»[48]. Иван Федорович звал свою жену Юльхен, а она его Крузенштерн. Они всегда обращались друг к другу на «вы», что было, по-видимому, следствием традиций 18-го века, но дети говорили родителям уже «ты», совсем еще не принятое в то время.

Дети глубоко чтили своего отца и хранили ему верную память, но, к сожалению, не сумели сберечь то огромное научное и духовное наследие, которое он оставил и от которого дошла до нас лишь незначительная часть.

В заключение хотелось бы привести отрывок из письма, написанного Ивану Федоровичу Крузенштерну его сыном Юлием 13 февраля 1834 г.: «дорогой отец, ты принадлежишь к числу тех, чьи заслуги признают, лишь когда их давно уже нет на свете… И вдруг оказывается совершенно непостижимым, как могло случиться, что человек, которому русский флот обязан величайшей своей славой, оставил службу бедным и не получил достойного вознаграждения? Та же судьба была и у Колумба, к счастью, это не единственное, что тебя с ним роднит»[49].

Список литературы

[1]Ewert von Krusenstjern. Weltumsegler und Wissenschaftler. Adam Johann von Krusenstern. 1770–1846. Ein Lebensbericht. Casimir Katz Verlag, Gernsbach 1991.

[2] Herman Melvill. Moby Dick or the whale. Ч. I. С. 136 в: The works of Herman Melvill. Т. 7. London 1922.

[3]Переченьэтихкругосветныхэкспедицийсм. в: Ekkehard Völkl «Rußland und Lateinamerika 1741–1841», Wiesbaden 1968. С. 228.

[4] E. v. Krusenstjern.С.293.

[5] O.Kotzebue. Entdeckungs-Reise in die Südsee... Bd. 1–3, weimar, 1821.

[6] Ewert von Krusenstjern. Die Familie von Krusenstiern. Geschichte – Genealogie – Gedenkstätten. Wiesbaden, 1981.

[7]Внеполномсписке использованныхисточников приведены 82 наименования, немалую долю которых составляют свидетельства современников И.Ф.Крузенштерна.

[8] Ewert von Krusenstjern. Weltumsegler und Wissenschaftler. Adam Johann von Krusenstern. 1770–1846. Ein Lebensbericht. Casimir Katz Verlag, Gernsbach, 1991. С. 242.

[9] Vierteljahrsschrift der Naturforschenden Gesellschaft in Zürich. Bd. 21, 1876.

[10]РукописныйдневникГ. фонЛевенштерна (нанем.яз.) хранитсявИсторическоммузеег. Таллина.

[11]А.Постников, Д.Иванов. Одна «Надежда» на двоих см.: Вокруг света № 2, 2004, с. 120–133.

[12] Theodor von Bernhardi, Der Weltumsegler Admiral von Krusenstern. В: Th. v. B., Vermischte Schriften. Bd. 1, Berlin, 1879.С. 1–56.

[13] В.М.Пасецкий. Иван Федорович Крузенштерн. М., 1974.

[14] Удивительно и вместе с тем, возможно, исторически закономерно то, что И.Ф.Крузенштерн был похоронен в Домском соборе Таллина рядом с адмиралом Грейгом, которого с юных лет почитал для себя примером.

[15] T. v. Bernhardi, Vermischte Schriften. Bd. I. Berlin, 1879. С. 3. (здесь и далее перевод мой. – Е.Н.).

[16] Е.Штейнберг. Славные мореходы. М., 1954.

[17]. Там же. С. 20.

[18]T. v. Bernardi, VermischteSchriften. Bd. I. Berlin, 1879.С. 3–4.

[19]Ещев 1732 г. адмираломНиколаемГоловинымиТомасомСандерсомбыласформулированаэтаидея.

[20]Е.Штейнберг.С. 38.

[21]Семейныйархив.

[22]Ewert von Krusenstjern. Weltumsegler und Wissenschaftler. Adam Johann von Krusenstern. 1770–1846. Ein Lebensbericht. CasimirKatzVerlag. Gernsbach, 1991. С. 35–36.

[23] Vierteljahrsschrift der Naturforschenden Gesellschaft in Zürich. Bd.24. 1879.С. 320.

[24] В письме к адмиралу Рибасу (5.12.1800 г.) командиром куттера «Нептун», а в «Путешествии вокруг света» (с. 11) упоминает о командовании фрегатом «Нарва» в 1801 г.

[25]когда 30 августа 1791 г. в возрасте 67 лет умер отец, ситуация в семье была такова, что единственным выходом оказался заклад на 10 лет фамильной собственности, имения Хаггуд, в 45 км от Ревеля. старший брат Карл Фридрих, наследовавший это имение, так и поступил.

[26] Из письма Ю. фон Крузенштерн 4.12.1804 г. (Семейный архив).

[27] И.Ф.Крузенштерн знал его как опытного мореплавателя и сожалел впоследствии, что Мак Мастер не принял участия в экспедиции в каком-либо ином качестве.

[28] A. J. von Krusenstern, Reise um die Welt. Bd. I. S. XIX.

[29] С первыми образцами консервированных продуктов Крузенштерн познакомился в 1814 г. в Англии, ошибочно приписав это восхитившее его и столь необходимое флоту изобретение англичанину Брайану Донкину. Он привез тогда с собой несколько «донкиновских» консервных банок, две из которых были обнаружены в его наследии 106 лет спустя. Когда их открыли, мясо оказалось вполне полноценным, но на воздухе очень быстро испортилось.

[30] Дружба и постоянная переписка с д-ром Хорненом продолжалась 30 лет до смерти последнего в ноябре 1834 г.

[31] Г.Х. фон Лангсдорф впоследствии был членом-корреспондентом Академии наук в С.-Петербурге, он создал этнологическую коллекцию под именем «Крузенштерн»; она находилась сначала во владении Виттельсбахеров, сейчас хранится в Этнографическом музее в г. Мюнхене (Германия).

[32] Настольная игра на две персоны на специально расчерченной доске.

[33] Письма Хорнера его учитель Франц Ксавер фон Цах, директор обсерватории на Зееберге, публиковал по мере их получения в Цюрихе в журнале: MonatlicheCorrespondenzzurBeförderungderErd- undHimmelskunde.

[34] Семейный архив.

[35] Все письма хранятся в Семейном архиве.

[36] Monatliche Correspondenz zur Beförderung der Erd- und Himmelskunde. Bd. 24,1811.С.495.

[37] В.Невский. Вокруг света под русским флагом. М.-Л., 1953.

[38] Семейный архив.

[39] Теперь это полотно находится в замке Бельвю, берлинской резиденции президента ФРГ.

[40] Vierteljahrsschrift der Naturforschenden Gesellschaft in Zürich. Bd.21, 1876.С. 406.

[41] Там же. С. 410.

[42] Там же. Bd. 22, 1877. С. 222.

[43] Там же. Bd. 22, 1877. С. 351.

[44] Там же. Bd. 22, 1877. С. 119.

[45] Из письма А. ф. Коцебу 10 января 1816 г. (Семейный архив).

[46] Vierteljahrsschrift der Naturforschenden Gesellschaft in Zürich. Bd. 22, 1877. С. 219.

[47] Theodor von Bernhardi. Jugenderinnerungen, Teil 1. Leipzig, 1893. С. 157.

[48]Тамже, с. 160.

[49]Семейныйархив.